Джулиана Грей - Неприступный герцог
Уоллингфорд, должно быть, заметил ее смятение, наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Тебя проводить?
— Нет, спасибо. Я справлюсь.
Большой палец герцога снова ласково коснулся щеки любимой.
— Тебя никто не посмеет обидеть. Ибо если кто-то скажет хоть слово…
Абигайль упрямо вздернула подбородок.
— Это мой выбор, и я готова к последствиям.
— В этом вся моя девочка.
Абигайль поцеловала любимого и направилась в ванную комнату. Она тщательно терла себя губкой в огромной белой ванне до тех пор, пока пар не наполнил все помещение, а потом вернулась в спальню закутанная в толстое полотенце.
— О, это было восхитительно! — воскликнула она.
— В самом деле? Ты выглядишь божественно — такая розовая и чистая. Теперь моя очередь.
Уоллингфорд поцеловал ее, бросил газету на кровать и направился в ванную комнату, откуда все еще вырывались клубы пара. Однако прежде чем взяться за ручку двери, он повернул голову и бросил через плечо:
— Кстати, я ошибся насчет луны.
Абигайль едва не подавилась кофе.
— Что?
— Я сверился с газетой. Полнолуние сегодня.
Глава 20
Серовато-коричневые стены монастыря Сан-Джюсто, отливающие золотом в лучах вечернего солнца, были покрыты такой же красной черепицей, что и соседние строения, прилепившиеся друг к другу по обе стороны узкой улочки, ведущей к собору.
— Вы уверены, что это то самое место? — спросил Уоллингфорд у возницы.
— Che cosa? — спросил итальянец, Абигайль быстро перевела, и итальянец энергично закивал: — Si, si. Il conventо, signorina.
— Он говорит, то самое. — Абигайль взглянула на своего спутника. Его лицо вспотело и слегка покраснело под соломенной шляпой. Июльское солнце немилосердно палило, нагревая черную крышу экипажа, который они наняли, сойдя с поезда. Оба окна были открыты, но влетавший в них воздух больше напоминал жар из печи. — Ты подождешь меня снаружи.
— Вот еще. Я пойду с тобой.
Абигайль хмыкнула, а потом засмеялась:
— Дорогой мой, это монастырь. Тебя не пустят внутрь. Сам понимаешь, лиса в курятнике…
— Посмотрим. Я не допущу, чтобы ты оказалась за воротами монастыря, полного призраков. Нужно, чтобы кто-то тебя защитил.
— Ты когда-нибудь встречал на своем пути монахиню, Уоллингфорд?
Герцог задумался.
— Нет, ни одной.
— Тогда ты не знаешь, что самый ужасный деспот ничто по сравнению с аббатисой, защищающей своих послушниц. Будь ты даже императором, это ничего не изменило бы. Монахини тебя не впустят. Кроме того, — добавила Абигайль, поднимаясь с сиденья, — речь идет о трехвековом проклятии.
Уоллингфорд пробормотал под нос какое-то ругательство, а потом спрыгнул на землю, чтобы помочь ей выйти из экипажа.
— Буду ждать тебя на этом самом месте, — сказал он.
— Я недолго. Мне нужно всего лишь поговорить с ней.
— Не понимаю зачем. Какое отношение имеет трехсотлетняя женщина к тебе, к нам или к моему предку? Все это выглядит как чудовищная мистификация. — Уоллингфорд сложил руки на груди и воззрился на Абигайль, желая, чтобы она ему возразила.
Может, не стоило рассказывать ему эту историю? Но разве у нее был выбор? В поезде до Сиены, прежде чем она забылась сном на плече Уоллингфорда, он потребовал объяснить, что такое важное заставило их обоих вылезти из удобной постели и отправиться неизвестно куда. Абигайль не могла сопротивляться, поэтому вкратце пересказала историю замка и проклятия, довлеющего над семьей Монтеверди. При упоминании об английском лорде Уоллингфорд побледнел.
— А теперь ты скажешь мне, что его имя было Коппербридж, — выпалил он.
Абигайль порылась в памяти и вспомнила:
— Точно! Коппербридж!
Герцог с неохотой поведал о том, что владельцем замка является его дед, и это признание поразило Абигайль, точно удар грома.
«Это судьба», — сказала синьора Морини.
Церковный колокол медленно и уверенно отсчитал четверть часа.
Абигайль взглянула в угрюмое лицо Уоллингфорда.
— Подумай о Джакомо и Морини. Подумай о своем деде, владевшем замком.
— Я уверен — всему этому есть какое-то объяснение. Наверняка какой-то трюк этого старого мерзавца герцога Олимпия. Не знаю, зачем ему это нужно? Может, для того, чтобы меня женить?
Абигайль положила ладонь на его руку.
— Не пытайся меня отговорить. Просто позволь посмотреть, действительно ли она здесь. Что дурного может случиться?
— Да все, что угодно, — мрачно пробурчал Уоллингфорд.
— Меня не постригут в монахини, если ты этого боишься. — Она привстала на цыпочки и поцеловала своего герцога в щеку. — Я буду осторожна, обещаю.
— Ну конечно. Ты развеяла мои сомнения.
— Обещаю вернуться через час. Доволен?
— Ну по крайней мере покажись мне, когда окажешься за воротами. — Уоллингфорд собственнически сжал руку Абигайль.
Когда они подошли к крепкой деревянной двери, обитой кованым железом, которая посреди каменной стены выглядела точно вход в средневековую крепость, Уоллингфорд поднял тяжелый дверной молоток и с силой ударил им один раз.
— Благодатное место, — заметил он, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь через решетку.
Изнутри не доносилось ни звука. Уоллингфорд вновь ударил молотком по двери. Три раза.
— Здравствуйте! — крикнул он через дверь. — Buon giorno!
— Видишь что-нибудь? — нетерпеливо спросила Абигайль, пытаясь встать на цыпочки и заглянуть через решетку.
— Ничего. Ну и ладно. Может, пойдем поедим пиццы и мороженого? Чертовски жарко. — Уоллингфорд повернулся и взял Абигайль за руку.
— Не глупи. Неужели мы проделали весь этот путь просто так? — Она оттолкнула Уоллингфорда, еще раз стукнула молотком по металлической пластине, да так, что эхо прокатилось по улице и соседним дворам, и громко крикнула:
— Buon giorno!
— Si, si! — раздался голос за решеткой.
— Кто-то идет! — прошипела Абигайль.
Уоллингфорд бросил гневный взгляд на дверь.
— Я уже понял.
— Иду, иду, — послышался сварливый голос, от звука которого, казалось, даже железные прутья решетки вздрогнули.
— Вы говорите по-английски! — удивленно воскликнула Абигайль.
— Si, si, говорю. — В самом центре решетки неожиданно возникли блестящие черные глаза. — Мы не принимаем посетителей.
— Мы не посетители, — сказала Абигайль.
— Нет? — удивился Уоллингфорд.
Абигайль больно ткнула его локтем в ребра.
— Мы паломники. В некотором роде. Приехали сюда, чтобы засвидетельствовать свое почтение… святой синьорине Монтеверди.
