Мэрилайл Роджерс - Песня орла
Линет весьма заинтересовали слова брата о приведении в чувство отца, но она благоразумно решила, что этот вопрос подождет до тех пор, пока не будут выработаны стратегия и тактика освобождения принца и Оувейна. Наконец все расселись, Пайвел в качестве переводчика встал рядом с креслом отца, а мальчики, как и подобает детям их возраста, примостились на полу поближе к дверям.
Спор был долгим и жарким, взвешивалась и обсуждалась каждая мелочь, каждый шаг, но зато окончательный план давал солидный шанс на успех и благополучное разрешение всех вопросов. Особенно довольна была Линет, и сердце девушки омрачалось лишь тем обстоятельством, что, переживая за возлюбленного, она совсем упустила из виду опасность, грозившую и собственному отцу, и всем остальным.
Было решено, что к исполнению отчаянного плана приступят, как только начнутся сумерки, а до тех пор необходимо закончить все приготовления и проверить оружие. Стол опустел, а люди, расходившиеся в разные стороны от дома Райса, несли на своих лицах отблеск непоколебимой уверенности в том, что, как бы трудно ни было предстоящее им дело, оно будет выполнено, и выполнено с честью. Старый Тафф, не медля, разослал гонцов в самые отдаленные уголки Кимера с призывом с оружием в руках подниматься на освобождение своего принца, и люди начали стекаться еще с вечера. Линет тоже постаралась не упустить ни минуты из отведенного ей на приготовления времени и закончила их спокойно, несмотря на то что нынешняя ее роль была куда опасней собственного первоначального плана просто вернуться к отцу… На сей раз малейшая ее ошибка могла стоить многих жизней, включая и ее собственную.
Глава 18
Поток пенился и шумел где-то неподалеку, но Линет, озабоченная спуском с крутой горы в неверном лунном свете, даже не повернула головы, чтобы посмотреть на хрустальные грозные воды. Прежде чем начать последний бросок к долине, Марк рассказал ей немного и о реке, текущей в долину с гор, и о самой долине, отошедшей в приданое Морвене; долина эта была прекрасной – плодородной и тщательно возделанной, а украшающие зеленый ковер белые крыши маленьких домиков казались теперь Линет причудливыми белыми цветами, рассыпанными чьей-то беспечной рукой.
Но на самом деле, осторожно ступая по тропе, то тут, то там заваленной вырванными с корнем молодыми деревцами, Линет знала, что долина под ними только кажется уютной и мирной. О каком мире может идти речь, когда каждый из домиков, возможно, ощетинился оружием, да и сами они идут туда вовсе не для разговоров. Неужели скоро эта тропа так же побуреет от крови, как это случилось при абергельской битве? Девушка горестно усмехнулась, стараясь ступать след в след за братом: нет, и мир и красота чужды любым сражениям…
Брат и сестра решили не использовать военного коня Марка, поскольку единственный дестриер стал бы скорее помехой, чем поддержкой для четырех человек. Кроме того, путь их лежал через такие заросли, что трудно было порой протиснуться и пешему. Линет смело шагала вперед, не обращая внимания на царапающие руки и лицо ветки и радуясь тому, что наконец-то начавшееся дело гонит из ее сердца страх и тягучую неопределенность последних часов, а сознание того, что она готова пожертвовать ради любимого жизнью, придавало ей уверенность и трезвость в поступках. Последнему Линет была особенно рада, ибо понимала, что малейшая нервозность может насторожить Озрика и его приспешников.
Девушка шаг за шагом спускалась за братом, находившим дорогу в темноте с такой легкостью, которая выдавала в нем давнего обитателя этих мест. Он неуклонно стремился к цели, несмотря на дикие заросли высокой травы, папоротника и на одурманивающие запахи диковинных цветов.
Наконец они добрались до какого-то строения, стоявшего у самой подошвы горы, и Марк ускорил шаги. Строение это, в отличие от мазанок, смутно белеющих в блеклом ночном свете, было сооружено из дерева и вдвое превосходило их по размерам. Неужели Озрик держит заложников именно здесь?
Марк, не раздумывая, поднялся по каменным ступеням, поросшим от времени изумрудным мхом, и постучался в покосившуюся, разбухшую дубовую дверь. Ответа не последовало, и молодой Годфри как сын хозяйки этих владений сам толкнул поддавшуюся дверь, попутно удивившись при этом, что Озрик не додумался выставить хотя бы незначительного поста перед домом. Впрочем, теперь это было уже все равно.
– Марк! – Хриплый кашель вырвался из груди седой женщины, которая поспешила им навстречу, опираясь на крючковатую палку.
– Вот я и вернулся, мама, как ты хотела. – Марк спокойно встретил дрожащие руки матери. – А кроме того, я привез дяде некий сюрприз, которому он, безусловно, обрадуется.
И, глянув на Озрика, застывшего с кубком в руках, Марк ленивым движением присел на пол у стены маленького зала, до отказа набитого множеством народу.
– Дело в том, дядюшка, что, когда мне предоставилась возможность вырвать из чужих рук сестру, я воспользовался ею, и… вот она перед вами! – Дернув накрученную на руку веревку, Марк вытащил из-за двери связанную по запястьям Линет.
Невыразимое блаженство растеклось по лицу сакса, и он поспешил к племяннику даже быстрее, чем позволяла его внушительная комплекция и рассевшиеся в проходе люди. Озрик благодушно потирал руки, что, как знали оба – брат и сестра, – было у него проявлением самого высшего удовлетворения.
– Вот уж порадовал, племянничек, – сказал Озрик, обращаясь к Марку, однако не сводя глаз с маленькой груди Линет. Он взял ее связанные запястья в свои широкие красные ладони. – Подойди-ка поближе, дорогая! – Он рывком придвинул ее вплотную к своему плотному массивному телу. – Пусть мои приближенные поприветствуют невесту, которая вот-вот станет моей женой!
Прикрыв длинными ресницами глаза, как то предписывала девичья скромность, Линет заодно спрятала свое отвращение к саксу и его непристойной поспешности. Залитая краской стыда, она покорно шла, влекомая Озриком, через толпу подвыпивших мужчин к месту в самом дальнем конце стола и грубым толчком была усажена рядом с будущим господином и супругом.
Поглядев на странную пару, Морвена раздраженно закашлялась: ее ничуть не интересуют любовные похождения братца, особенно сейчас, когда близится к завершению дело всей ее жизни. Морвена дернула Марка за рукав и зло прошипела:
– Ну, позаботился ты о норманнском щенке?
И если бы люди в зале были менее пьяны, а сама Морвена меньше ослеплена злобой, то все они увидели бы в глазах Марка то странное выражение, которое бывало у него еще до второй женитьбы отца, – непонятную смесь сострадания, любви и отвращения к Морвене.
