Лиз Карлайл - Никогда не влюбляйся в повесу
— Я приехала, чтобы выйти замуж, — коротко сказала она. — Мой отец…
— Ваш отец? — резко перебил он.
Краска бросилась ей в лицо. Никогда еще Камилла не чувствовала себя до такой степени глупо.
— Oui, monsieur, я имею в виду графа де Валиньи. — Камилла сорвалась с кресла. — Прошу прощения, милорд, это была ошибка! Я пришла, чтобы заранее извиниться… за те слухи, которые вызвало мое появление… и приезд отца тоже; — сбивчиво пробормотала она. — Поверьте, если бы я могла избавить вас от этого, я бы…
— Боюсь, я не совсем понимаю, леди Ротуэлл, — спокойно сказал он.
Камилла уже направилась к двери, но эти слова заставили ее обернуться. Рука Холбурна стиснула подлокотник кресла, словно он собирался вскочить и броситься за ней. Однако он этого не сделал.
— Моя мать была не очень мудрая женщина, месье, но я любила ее, — опустив голову, пробормотала Камилла. — Трудно отрицать, что ее поступок поставил вас… в очень неловкое положение. Я понимаю, какие неудобства… Поверьте, я очень сожалею об этом. Это все, что я хотела сказать.
При этих словах лорд Холбурн резко встал.
— Бог ты мой! — вырвалось у него. — Неудобства, вы сказали?! — Он заходил из угла в угол. — Неудобства?!
Камилла подняла на него глаза.
— Возможно, кто-то назвал бы это по-другому, более резко, но мне не хочется этого делать, — негромко пробормотала она. — Всего доброго, лорд Холбурн. Не нужно меня провожать.
— Подождите, — хрипло бросил он, по-прежнему не глядя на нее. — Что… Что она рассказывала вам обо мне?
Камилла смущенно затопталась на месте.
— Очень мало, милорд, — чуть слышно проговорила она. — Вообще говоря, моя мать редко говорила о своей жизни в Англии.
— Редко? — рявкнул он. — Значит, она даже не рассказывала вам, как мы познакомились? Не говорила, сколько времени я ухаживал за ней? Не пыталась даже меня описать?
Камилла с трудом проглотила вставший в горле комок.
— Нет, месье.
Он наконец повернулся к ней.
— Она хотя бы объяснила вам, почему мы расстались?
Камилла помялась, потом грустно кивнула.
— Да, — прошептала она. — Потому что она хотела уехать с Валиньи во Францию…
Холбурн обхватил голову руками.
— Он никогда не любил ее. Никогда. Она всегда была для него… игрушкой. — Он весь дрожал. — Всю жизнь… Ради всего святого, неужели никто не понимает, что он собой представляет?!
— Maman этого не понимала, месье, — тихо сказала Камилла.
Отойдя от окна, лорд Холбурн вновь принялся расхаживать по комнате. Растерянная Камилла понятия не имела, что делать. Остаться? Или незаметно уйти? Она поймала себя на том, что понимает гнев и смущение старого лорда и в глубине души сочувствует ему. Внезапно Холбурн остановился.
— Она просто была очень молода, — пробормотал он. — Семнадцать лет… Боже ты мой! А мне было за тридцать… Я был слишком суров — теперь-то я это понимаю. И, Господь свидетель, я был не слишком привлекателен. Но после всех этих месяцев, когда она наконец сказала мне «да», я… я подумал, что она полюбила меня.
Камилла не знала, что сказать. Она уже начинала жалеть, что пришла сюда — видеть боль, разрывающую сердце этого немолодого уже человека, было невыносимо.
— Мне очень жаль, месье, — прошептала она.
Лицо Холбурна помрачнело, на скулах заходили желваки.
— Я простил ее сначала, — буркнул он, повернувшись к Камилле. — Вы знали об этом? Или она вам так ничего и не сказала?
— Нет, месье, — Камилла опустила глаза. — Мама об этом не говорила.
Единственная рука старого лорда сжалась в кулак.
— Валиньи не оставил мне другого выбора, кроме как вызвать его на дуэль, — проворчал он. — Я привез Дороти домой. Чтобы мы могли начать все снова. Переждать тут, пока стихнут сплетни, которые неизбежно вызовет эта дуэль. Поверьте, я действительно простил ее. Я так ее любил! А она… даже тогда она думала только о Валиньи. Умоляла меня пощадить его.
— Мама даже представить себе не могла, что он выстрелит первым, — сочувственно улыбнулась Камилла.
— Выстрелит первым?! Он?! — Холбурн, отшатнувшись, вытаращил глаза, словно не веря своим ушам. — Какая чушь! У меня была репутация отличного стрелка — я бы просто не позволил ему этого сделать. Нет, моя дорогая, я выполнил просьбу Дороти. Я выстрелил в воздух…
— Вы — что?!
— Я выстрелил в воздух, — медленно повторил лорд Холбурн. — А потом этот мерзавец поднял пистолет и хладнокровно всадил в меня пулю.
— Боже! — Ошеломленная Камилла рухнула в кресло. Ничего более позорного даже представить было нельзя.
Стрелять в безоружного? В человека, настолько великодушного, что он нашел в себе силы простить того, кто нанес ему смертельную обиду?! По закону чести такому нет прощения.
— Вы… ваша рука?.. — едва слышно прошептала Камилла. В лице ее не было ни кровинки.
Холбурн угрюмо кивнул.
— Пуля задела артерию, — объяснил он. — Врачи ничего не смогли сделать. Я был на волосок от смерти. А Дороти… Дороти вместе с Валиньи бежала во Францию…
Камилла с трудом сглотнула — в горле у нее пересохло.
— Какое безумие! — прошептала она.
По-видимому, граф понял ее слова иначе.
— А разве у меня был выбор? — возмутился он. — Убей я его, как он заслуживал, мерзавец отправился бы на тот свет с нимбом мученика вокруг головы… эдакого романтического героя, дьявол бы его побрал! И Дороти никогда бы не простила мне этого. Я не мог выйти из этой дуэли победителем. Сейчас я это понимаю.
Он был прав. Камилла, не в силах поднять на него глаза, мечтала только об одном — провалиться сквозь землю. Она попыталась что-то сказать… и не смогла.
Лорд Холбурн подошел к ней.
— Но все эти годы, леди Ротуэлл, я спрашивал себя…
— О чем?
— Почему ваша мать так и не вышла за него замуж? — севшим от волнения голосом проговорил он. — Разве не этого она хотела? Я ведь дал ей развод. Бог свидетель, я дал ей свободу. А она… почему она?..
Камилла облизнула пересохшие губы.
— Валиньи тоже был разведен, — прошептала она. — Он обманул ее, сказал, что церковь не даст ему разрешения жениться вновь. Maman узнала, что это была ложь, только много лет спустя. Это стало для нее… последним ударом.
Да, последним ударом, уничтожившим ее любовь к Валиньи… уничтожившим всю ее жизнь. Но если Камилла рассчитывала увидеть в глазах лорда Холбурна торжество, то ошиблась. В его лице не было ничего, кроме жалости.
— Значит, она поняла, — хрипло выдохнул он. — Под конец она все поняла. Наши жизни — моя, ваша, ее собственная — были сломаны. Все пошло прахом. А ради чего? Ради пустого адюльтера…
