Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть
— Я вижу, ты рада, что вернулась домой, Беатрис, — любящим голосом сказал он.
— О, это рай, — ответила я, и ответ мой не был ложью.
Он кивнул и еще раз улыбнулся. Мы продолжали скакать вперед, наши лошади мордами раздвигали ветви зарослей, мухи вились над их головами, и они в раздражении прядали ушами. А вскоре мы оказались в зеленом море папоротника, и вот перед нами предстал гребень холма, похожий на каменный водопад.
Лошади вытягивали морды и фыркали от предвкушения. Гарри скакал на Саладине, молодой свежей лошадке, подо мной же был Тобермори, отдохнувший и нетерпеливо рвущийся вперед, едва я оставляла поводья. Мы легким галопом следовали по тропинке, которая вилась вдоль гребня, и, наклонившись, я посмотрела вниз, отыскивая глазами Вайдекр, прячущийся где-то вдалеке, в зеленом бархате леса и пестроте полей.
Тропинка уходила в сторону, петляя между деревьями, я потеряла Вайдекр из виду, но он как будто стоял перед моими глазами. Сейчас мы находились в довольно уединенном месте. Сотни лет назад какое-то движение земли создало это ущелье, молодые деревца пустили здесь корни, и теперь они шумели вершинами высоко над нашими головами. Громадные красавцы буки и более мелкие дубки создавали зеленый шатер вокруг нас, а бледные лесные цветочки, как звездочки, сияли на влажной земле. Эта лощинка простиралась не более чем на две сотни ярдов, но место было укромным, а земля — мягкой. Украдкой я бросила взгляд на Гарри и заметила тревожную складку у твердо сжатого рта. Он смотрел вперед, ничего не видя и держа лошадь на коротком поводке, отчего Саладин протестующе тряс головой. Но Гарри только крепче натягивал поводья.
— Оставь лошадь, Гарри, — мягко произнесла я.
Он отпустил поводья, но лицо его по-прежнему оставалось напряженным и в глазах горел огонек отчаяния. Я читала в нем, как в открытой книге. Я прекрасно понимала брата, когда обольщала его, и я отлично сознавала, чем рискую, когда отсылала его одного в Англию. Сейчас я видела, что он стремится положить конец нашим отношениям, чтобы быть чистым и безгрешным перед лицом новой любви — не к Селии, разумеется, а к ребенку.
Сидя в седле, такая же красивая и желанная, как прежде, я размышляла. Пока я жила в доме, который должен был быть моим, но принадлежал Гарри, пока я ходила по земле, которая должна была быть моей, но которой владел Гарри, я должна обладать им самим. Я знала также, что буду ненавидеть и обижать его каждый день и каждую ночь в течение всей моей жизни. Моя страсть к нему прошла. Почему, я не знала. Она увяла так же быстро, как сорванные маки. Гарри было так легко победить и так скучно удерживать. Во Франции, вдали от земли, которой владел он и в которой так отчаянно нуждалась я, он казался совсем ординарным юношей. Мило выглядящий, забавный, вежливый, не слишком умный, — вы каждый день могли встретить полдюжины таких Гарри в любом английском отеле любого французского города. Лишенный своей земли и ее магии, он ничем не отличался от других.
Но хоть мое влечение к нему и сменилось отвращением, я все еще добивалась его. Мое страстное желание превратилось в дым, но я нуждалась в сквайре. Гарри и я должны оставаться любовниками для того, чтобы я могла чувствовать себя в безопасности на этой земле.
— Гарри, — позвала я и позволила моему голосу дрогнуть.
— Все кончено, Беатрис, — глухо ответил он. — Я согрешил, Бог этому судья, и ввел тебя в грех. Но теперь все это кончено и никогда не возобновится. Со временем, я уверен, ты полюбишь кого-нибудь другого.
Наступило тяжелое молчание. Мой разум метался, как хорек в клетке, пытаясь найти дорогу к инстинктам Гарри, но ничего не получалось. Я молча изучала своего брата и видела, что он настроил себя на роль любящего отца, доброго мужа и властного сквайра, и лукавые, тайные наслаждения нашей любви не вписывались в эти убогие мечтания о новой жизни.
Мои глаза сохраняли непроницаемое выражение, пока я изучала проблему этого нового, морализирующего Гарри. Сейчас не время и не место завоевывать его. Он вооружился заранее, готовясь дать мне отпор во время этой прогулки. Он обуздал свою похоть так же безжалостно, как сейчас натягивал поводья. Я смогу победить его, если его желание проснется раньше, чем его совесть. Этот маленький лесок и интимная утренняя прогулка напрасны. Придется его завоевывать не здесь.
Я улыбнулась открытой, теплой улыбкой и увидела облегчение на лице Гарри.
— О Гарри, я так рада, — почти пропела я. — Ты знаешь ведь, что я никогда не стремилась к этому, это произошло против моей воли, против воли нас обоих. И меня это всегда ужасно мучило. Слава богу, мы одинаково думаем об этом. Я просто терялась, не зная, как сказать тебе, что решила покончить с этим.
Глупое лицо этого дурачка светилось от счастья.
— Беатрис! Мне следовало догадаться… Я так рад этому. О Беатрис, я так счастлив! — восклицал он.
Саладин удивленно повернул морду в ответ на внезапно ослабевшие поводья. И я нежно улыбнулась Гарри.
— Благодаря Господу мы оба свободны от греха, — набожно произнесла я. — Наконец-то мы станем друг для друга тем, чем должны быть, и будем наслаждаться этой любовью.
Лошади двинулись вперед, и мы дружно поскакали бок о бок. Из полумрака леса мы вырвались на солнечный простор, и Гарри с таким счастливым видом оглядывался вокруг, будто воображал себя по меньшей мере в Новом Иерусалиме и золотой свет безгрешного рая сиял над ним.
— А сейчас давай обсудим маршрут, — дружелюбно предложила я.
И мы продолжали наш путь вдоль гребня холма. Отсюда мы могли видеть большую часть маршрута, задуманного мной для Тобермори и араба доктора Мак-Эндрю. Трасса начиналась и заканчивалась в Вайдекр-холле и представляла собой огромную восьмерку. Первая петля вела на север от усадьбы и проходила по тропинкам общественной земли. Почва здесь была сыпучая, как сахар, из-за глубокого слоя песка, и ничья лошадь тут не могла бы вырваться вперед, но я надеялась, что движущаяся почва утомит араба. На этой земле паслись овцы, козы и коровы, и, разумеется, здесь было много дичи. Она представляла собой вересковую пустошь, с оврагами, поросшими кустарником, и упиралась на западе в густой буковый лес. На этой пустоши петля закруглялась, и там, где прыть араба не могла сослужить ему хорошую службу, сильные ноги Тобермори могли вывести его вперед.
Спускаться с этого участка надлежало по крутому холму, где нельзя было развить высокую скорость. Тут я вполне могла довериться Тобермори, поскольку он уже четыре сезона участвовал в охоте. Теперь перед нами открывался парк Вайдекра, но до этого надлежало преодолеть два препятствия: довольно высокую стену и канаву, о величине которой мог судить человек, знакомый с этими местами. Затем по травянистым тропкам леса мы начинали южную петлю, поднимаясь при этом все круче. Можно было ожидать, что тот, кто первым придет к этому участку, сохранит свое преимущество, поскольку впереди пролегала гладкая дорога длиной в две мили и затем начинался спуск к усадьбе через буковую рощу, утомляюще однообразную и для лошадей, и для всадников. Ну а дальше предстоял зубодробительный галоп до финиша перед дверьми Вайдекр-холла.
