Констанс О'′Бэньон - Побег из гарема
Он улыбнулся:
— Я оказался втянут в твои трудности еще до того, как мы встретились. Если ты помнишь, я еще даже в глаза не видел тебя, когда турецкий флот дал залп.
Взгляд ее был загнанным.
— Значит, ты женился на мне, чтобы не дать мне попасть в лапы султана? Поэтому, Торн?
Он спустил ноги с края кровати и натянул бриджи.
— А почему ты пошла за меня, Бриттани? — ответил он вопросом на вопрос.
Она покачала головой, в глазах застыла печаль.
— Наверное, мы оба немного поторопились, решив пожениться. Если б я попросила родных отца, уверена, они бы замолвили за меня слово, и я могла бы остаться в стране под их защитой.
— Может быть, — согласился он. — Но если б я снова оказался перед таким выбором, то поступил бы точно так же. На размышления не было времени.
— Я не дала тебе ничего, Торн, тогда как ты пожертвовал ради меня своей свободой.
Его голубые глаза потемнели.
— Я рад, что узнал тебя, Бриттани Стоддард. Из-за чего бы это ни случилось и к чему бы ни привело, наши с тобой жизни переплелись.
Она гордо вскинула голову и выдавила улыбку.
— Сомневаюсь, что тебе доставило удовольствие быть из-за меня не в ладах с правительством.
Он окинул взглядом ее лицо.
— Но я ведь был вознагражден.
Печаль тяжким грузом легла ей на сердце. Для Торна женитьба на ней была ошибкой. С каждым днем она все больше и больше зависит от него. «Если это любовь, то почему же тогда так больно? — спрашивала она себя. — Почему его слова разрывают мне сердце?»
Она отвернулась от него, чтобы он не прочел в ее глазах боль и обиду.
— Быть твоей женой — самая тяжелая задача, с которой мне когда-либо приходилось справляться. Будь у меня выбор, не уверена, что снова согласилась бы выйти за тебя.
Он подошел сзади, но не прикоснулся к ней.
— Я знаю, что жизнь в Стоддард-Хилле не может быть для тебя приятной. Мне известно, с какой мстительной злобой относится к тебе Вильгельмина. А с тех пор как отец заболел, для плантации наступили тяжелые времена. В домашнем хозяйстве порядка нет, поля не обрабатываются. С моей стороны было ошибкой втянуть тебя в свои беды.
Она повернулась и посмотрела на него округлившимися глазами.
— Я знаю, что Стоддард-Хилл однажды снова расцветет, а злоба твоей мачехи меня не слишком задевает, но кое-какие ее намеки не дают мне покоя.
Его взгляд сделался настороженным.
— Какие, например?
— Она утверждала, что это из-за нее тебе пришлось уехать из Стоддард-Хилла.
Он вздохнул и посмотрел на сад за окном.
— В этом она права.
Бриттани опустила глаза, отказываясь верить, что Торн мог возжелать отцовскую жену.
— Еще она почти в открытую говорит, что вы с ней… были любовниками. — Она подняла на него глаза, чувствуя себя скверно оттого, что подвергает сомнению честь Торна.
Он устало вздохнул, взял ее за руку и повел к кровати. Усадил ее, подтащил стул и сел напротив.
— То, что я тебе сейчас открою, я не рассказывал ни одной живой душе. Я нахожу все это отвратительным, но понимаю, что должен быть с тобой откровенным.
Она решительно замотала головой. Ей было стыдно, что она опустилась до того, что сует нос в дела Торна. Ведь все это было задолго до того, как она вошла в его жизнь.
— Ты ничего мне не должен, Торн. Храни свои секреты, а я буду хранить свои.
Он улыбнулся одним уголком рта.
— У тебя они есть?
Она, не мигая, встретилась с его взглядом.
— Думаю, да.
Он долго и пристально смотрел на нее, прежде чем заговорить:
— И, тем не менее, я тебе расскажу. Я покинул Стоддард-Хилл потому, что мой отец подумал, что я соблазнил его жену.
Лицо Бриттани побелело, пока она ждала, чтобы Торн заверил ее, что не делал ничего подобного.
— Ни за что не поверю, чтобы ты мог так предать своего отца! — воскликнула она.
Он взял ее руку в свою.
— Важно то, что отец в это поверил и велел мне убираться из Стоддард-Хилла.
Она презирала себя за этот вопрос, но просто должна была знать.
— Ты ведь никогда не был ее любовником, правда?
Он тяжело вздохнул.
— Ты просишь правды, а ее нелегко открыть. — Он обнял Бриттани за плечи, пытаясь найти слова, которые заставят ее все правильно понять. — Да, когда-то давно я был ее любовником.
Сердце Бриттани разлетелось на осколки, и непрошеные слезинки скатились по щеке.
— Никогда бы не подумала, что она…, что Вильгельмина из тех женщин, которые могут привлечь тебя. — Она оттолкнула его руки, не желая, чтобы он к ней прикасался.
Торну сдавило грудь, ему с трудом удалось сделать вдох.
— Это не то, что ты думаешь, Бриттани. Все, о чем я прошу, — это верить мне.
Он встал и протянул руку, и она неохотно вложила свою ладонь в его.
— Я провожу тебя в дом, и можешь готовиться к поездке в Чарлстон. — Он улыбнулся, но улыбка не затронула глаз. — Есть у меня и хорошая новость. Кэппи нашел покупателя на мой корабль.
— Вот как?
— Да. Какая-то женщина хочет купить «Победоносец». Так что, как видишь, не все еще потеряно.
Бриттани избегала встречаться с ним взглядом, опасаясь, как бы он не догадался, что та самая женщина — это она и есть.
— В нашей жизни немало и хорошего, Торн. Твоему отцу стало гораздо лучше, и мы скоро вернем Ахмеда. После бури всегда светит солнце.
Он взял ее за руку и вывел в сад.
— И кто же вооружил тебя этой мудростью?
— Моя мама.
Глава 31
Возница направил лошадей под увитую виноградом арку, и карета покатила по извилистой подъездной дороге, ведущей на плантацию Джонсонов. Лошади цокали копытами по укатанной дороге.
Бриттани сидела рядом с Торном, и каждый нерв в ее теле был натянут от напряженного, полного нехороших предчувствий ожидания.
— Ты уверен, что Ахмед здесь? — спросила она.
— Мне так сказали.
Она нервно сжимала и разжимала пальцы в кружевных перчатках.
— Я никогда не задумывалась, как много Ахмед значит в моей жизни, пока он не пропал. Меня беспокоит этот человек, который купил его.
— Ты должна понять, Бриттани, что мистер Джонсон, возможно, тут не виноват. Должно быть, он купил Ахмеда, полагая, что это законная сделка. Все подстроил работорговец.
— По мне так нет никакой разницы. Никто, ни мужчины, ни женщины, ни дети, не должны подвергаться такому унижению — продаваться и покупаться, как скот. Мне известно про невольничьи аукционы. Мою маму когда-то выставили на всеобщее обозрение, и она рассказывала мне, как это ужасно и унизительно.