Селеста Брэдли - Все твои тайны
– Меня связывали и пираты, и краснокожие индейцы, – пробурчала она. – Ты, Самнер, всем им и в подметки не годишься.
Она сделала глубокий вдох, приготовившись терпеть острую боль. В ее состоянии это было неизбежно. Согнувшись почти пополам, она протащила руки под ягодицами, затем под бедрами. «Дыши глубже и не останавливайся, чего бы это ни стоило». Наконец она подняла кольцо рук вверх и вытащила связанные ступни.
Сначала она вынула кляп, затем пустила в ход зубы, пытаясь распутать узел.
«Хм! У Самнера явно не было брата».
Узел был самый простой – двойной и не такой уж тугой. Оливия сумела ослабить его зубами и развязать, хотя к тому времени, как она закончила, у нее здорово ныла челюсть.
«Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу тебе за это спасибо, Уолтер».
Развязать путы на ногах оказалось проще простого. Освободившись, она вдруг обнаружила, что заперта в темном помещении. Вздохнув, девушка принялась изучать обстановку. Пол сделан из плохо обструганных досок. Значит, она не в доме, по крайней мере не в слишком добротном доме. Оливия осторожно продвигалась вперед, не отрывая ног от пола, боясь, что доски где-нибудь прогнили. Ее вытянутые руки уперлись в стену. Снова шершавые доски.
Так-так, стало быть, это какая-то хозяйственная постройка. Конюшня? Кладовка?
Теперь она слышала шум бегущей воды. И этот запах… она помнила этот запах. Смесь сырости, гнили, сухого дерева и…
Старой муки.
Она в заброшенной мельнице Челтнема!
Оливия громко рассмеялась:
– Самнер, ты олух! Да я знаю это место вдоль и поперек!
Теперь она припоминала, что и раньше, бывало, лежала здесь, связанная, до того как им с Уолтером запретили играть в разрушающемся строении.
Она двинулась дальше вдоль стены и нашарила грубо обтесанную дверь. Заперта!
– Я так и думала.
Отвернувшись, Оливия уверенно направилась в середину помещения. Гигантский мельничный жернов наверняка так и стоит там до сих пор. Он такой тяжелый, что его никому не стащить.
– Раз, два, три…
Оливия споткнулась и перелетела через что-то омерзительно мягкое и податливое. Осторожно пошарив впереди себя, она неожиданно резко отдернула руку. Ее пальцы нащупали холодную плоть.
Она заперта в старой мельнице на пару с мертвецом.
Оливии пришло в голову, что мертвецом может быть и Самнер. Настроение у нее поднялось.
– Раньше я не была такой кровожадной, – объяснила она неподвижному телу, – но теперь считаю, что некоторые люди заслуживают смерти.
Она осторожно вытянула руку и принялась ощупывать покойника, ища какие-нибудь отличительные признаки. Самнер был высоким, и мертвец тоже. У Самнера были большие руки, и у мертвеца. У Самнера были длинные грязные волосы, и у мертвеца.
– Что ж, дела улучшаются, – пробормотала она. Сделав вдох, она потянулась к лицу покойника, надеясь, что ей не станет дурно от отвращения, и провела руками по лбу. Лоб высокий. Похоже, это Самнер.
Нос прямой. Да, Самнер.
Полудюймовый шрам в форме полумесяца прямо под левым глазом. Похоже, это…
– Уолтер?!
Глава 32
С тех пор как они тронулись в путь, не прошло и пары часов, а лошадь Нейта потеряла подкову. Когда три всадника выехали на перекресток, через который, по всей видимости, проходил тракт, Стентон предложил доехать по нему до ближайшей деревни и сменить лошадей. Они ехали быстрым шагом, но Галаад даже не запыхался.
Дейн знал, что его лошади по силам проделать весь этот путь. Неподалеку от перекрестка росло славное дерево, в траве змеился маленький ручеек.
– Я подожду вас здесь, устрою Галааду передышку. Прихватите для меня пирог с мясом и фляжку вина.
Попутчики смерили Дейна любопытными взглядами, но кивнули. Дейну не хотелось объяснять им, чем вызвана его потребность побыть в одиночестве.
Соратники поскакали дальше, а Дейн спешился и снял с Галаада уздечку. Пусть себе жеребец пощиплет травку! Виконт сунул руку во вьюк, собираясь достать скребок и прочистить копыта, чтобы Галаад, не ровен час, не охромел.
И вдруг он наткнулся на некий предмет, неизвестно как туда попавший. Эту маленькую книжицу в голубом кожаном переплете он раньше никогда не видел. Виконт пролистнул пару страниц и застыл, узнав убористые каракули.
Книжица принадлежала Оливии. Гринли с удивлением перелистывал страницу за страницей, исписанную крохотными буковками. Кто знал, что у нее столько невысказанных мыслей?
Внезапно Дейн поймал себя на том, что расплывается в улыбке. Он резко захлопнул дневник и сунул его обратно в мешок. Ловко и сноровисто обработав копыта жеребца, он убрал скребок и застыл в нерешительности: Из отверстия в мешке торчал голубой уголок.
Гринли с силой запихнул книжицу еще глубже, после чего решительно направился к дереву. Плюхнувшись на землю, он растянулся в тени. Было не по сезону тепло. Дейн беспокойно повел плечами. В такую погоду он не находил себе места, делался сам не свой.
Он смотрел вдаль, на известняковые дороги, протянувшиеся через вересковую пустошь. Барробй, бывало, заводил разговор о пустоши и все удивлялся, мол, как можно думать, когда над головой простирается бескрайняя ширь неба.
Меньше всего Дейну хотелось сейчас думать.
Если он начнет думать, то ему придется ломать голову, почему у него словно что-то оборвалось внутри, когда карета Оливии скрылась за поворотом.
Ему придется гадать, почему он и трех минут не может прожить, не думая о ней, несмотря на неотложность своей миссии. Ему придется спросить себя, почему его так и подмывает прочесть ее дневник.
Дневник Оливии наверняка пропитан ее духом. Дейн боялся приблизиться к ней, ведь ему только-только удалось от нее отстраниться.
«Может, в нем содержатся сведения, которые заинтересуют разведку?»
В первый раз Дейн обрадовался недоверчивому голосу Льва. Конечно! Он обязан прочесть дневник.
Гринли резко вскочил на ноги, перепугав Галаада.
Успокоив коня, Дейн потянулся к вьюку, запустил руку внутрь и принялся нашаривать книжицу.
Он никак не мог ее найти. Потеряв терпение, Дейн рванул веревки, которыми вьюк крепился к седлу, и в сердцах вытряхнул все его содержимое на землю.
Книжица вывалилась из мешка и шлепнулась на кучу одежды, которую теперь явно можно было надеть только после основательной чистки.
Подняв дневник, Дейн вернулся на свое место под деревом. Читал он бегло. Даже заковыристый почерк Оливии не был ему помехой, и вскоре он с головой ушел в ее мысли.
В первой половине речь скорее всего шла о событиях последнего года. Оливия описывала праздники, проведенные вместе с Уолтером и родителями, состояние Челтнема, свое беспокойство за дряхлеющих слуг и последних оставшихся крестьян.
