Ханна Хауэлл - Честь горца
Свою любовь Жизель выражала через страсть, в каждом движении, в каждом поцелуе, а в остальное время она набиралась сил и таилась. Иногда ей казалось, что когда-нибудь ее чувство вырастет до таких размеров, что взорвет ее изнутри и она залепечет о своей любви, признаваясь ничего не подозревающему Найджелу. Это пугало ее. Потому что только в страшном сне могло присниться, как она открывает свое сердце человеку, а тот вежливым жестом отвергает ее. Обнимая его, занимаясь с ним любовью, она отпускала сердце на волю и переставала тревожиться.
Ее всегда удивляла сила, с которой они одновременно переживали пик наслаждения. И теперь Жизель позволила усталости взять над собой верх. Она уютно пристроилась к Найджелу, ощутив, как его тепло обволакивает ее, и закрыла глаза. Если страсть является свидетельством того, что человек чувствует, тогда Найджел тоже любит ее. Но это была мечта. Страсть никогда не управляла сердцем мужчины, в отличие от женщины. В лучшем случае она станет самой роскошной любовницей, какой у него потом никогда не будет. Уже в полусне ей показалось, что это тоже неплохо. Лучше, чем вообще ничего. По крайней мере она останется у него в памяти как прекрасное воспоминание. Конечно, ответная любовь намного лучше, но ее утешало сознание того, что она, Жизель, станет незабываемой.
Найджел смотрел на хрупкую женщину, которая слегка посапывала, лежа у него в руках. Очень скоро они предстанут пред воротами Донкойла, и Жизель окажется лицом к лицу с Малди. Наступил момент рассказать Жизели все о той женщине, но он откровенно трусил. Было неловко, было стыдно. Он до сих пор чувствовал себя так, словно предал Балфура, своего брата, хотя он и пальцем не дотрагивался до Малди. Самый большой стыд вызывало то, что все, кто имел с ним какие-нибудь дела в Донкойле, прекрасно понимали причину его бегства. Малди не была исключением.
В конце концов он уговорил себя, что между двумя женщинами не такое уж большое сходство. Но стоило ему ступить на берег Шотландии, удобная ложь, которую он сотворил для себя, развалилась на куски. И Жизель, и Малди были хрупкими женщинами небольшого роста. У обеих – черные волосы и зеленые глаза. И еще их объединял одинаковый боевой темперамент. Он был единственным, кто мог поверить в собственную ложь.
Так или иначе, ему придется что-нибудь рассказать Жизели до того момента, когда они окажутся перед воротами Донкойла, иначе теплота женщины, которую он обнимал сейчас, превратится в лед. Такую потерю ему не хотелось бы пережить. Печально, что и рассказав ей все, он может получить тот же самый результат.
Найджел выругался шепотом и пришел к выводу, что ему обеспечены бессонные ночи, пока весь этот ужас не закончится. С тоской в сердце он понимал, что начинает идти на поводу у собственной трусости. Оставалось только надеяться на лучшее. В итоге, если он сейчас все расскажет ей, результат будет точно такой, как если она все увидит своими глазами. Тогда зачем лишать себя нескольких ночей в ее объятиях?
– Что это? – Жизель опустилась на землю и легко провела рукой по купе меленьких белых цветов.
– Вереск. – Найджел опустился рядом с ней.
– Ах, вот каким ароматом вы с Дунканом так страстно хотели подышать.
Он улыбнулся и благоговейно дотронулся до цветка.
– Да, мы говорили как раз об этом. Хотя смысл был намного шире. Мне кажется, что мы имели в виду всю страну и аромат, присущий только Шотландии. Вереск, когда он расцветает и покрывает горы, – это лишь часть огромного целого.
Она чмокнула его в щеку, а он поморщился.
– Я поняла. Здесь в воздухе словно разливается сила, вызов людям, которые пересекают эти горы.
Найджел осторожно уложил ее на землю, сплошь покрытую мхами, удивляясь и радуясь тому, что ей удалось понять его, что она разделяет его чувства. Им осталось несколько часов пути до Донкойла. Но он оттягивал прибытие в конечную цель и поэтому сделал привал. Понимая, что очень скоро она может просто повернуться к нему спиной, Найджел не мог не остановиться, чтобы заняться с ней любовью, возможно, в последний раз.
Ее слова подтвердили, что она чувствует родство с его землей, и от этого потерять ее станет еще более горько.
Найджел знал, что у него есть в запасе средство, чтобы Жизель не думала о нем плохо. Он мог бы сказать Жизели, что любит ее, что хочет на ней жениться. Ей все равно будет больно, когда она увидит Малди. Жизель засомневается в искренности его клятвы, но три этих коротких слова будут означать, что она даст ему шанс объясниться. Однако Найджел также понимал, что не сможет так поступить. Он не был полностью уверен, что его сомнения продлятся долго. Ни одна из женщин не волновала его. Ни одна не вызывала такого безумного желания всего лишь улыбкой. И ни к одной он так долго не тянулся душой и телом. Ни к одной, только к Жизели. Ему не хотелось обещать Жизели любовь и замужество, верность и преданность, а потом посмотреть на Малди и понять, что все было ложью. Если на то пошло, он не мог обидеть Жизель, предлагая сердце, которое все еще было привязано к другой женщине.
Жизель дотронулась и погладила морщинку у него между бровями.
– Для человека, который остановился в нескольких милях от родного дома, где он не был семь лет, ты не производишь впечатления счастливого.
– Мне все больше кажется, что меня там не ждут, – ответил он.
– Из-за того, как ты уехал? – Она непроизвольно насторожилась, ожидая, что теперь он расскажет всю правду о том, что заставило его много лет назад покинуть страну, которую он так любит.
– Да, и из-за этого. После стольких лет все могло сильно измениться, и люди тоже. Наверное, и я немного изменился.
Найджел ругал себя последними словами за величайшую трусость. Сейчас было самое подходящее время признаться во всем. А он ловко уклонялся от объяснения, словно увертывался от удара меча. Это была тайна, хоть не бог весть какая, но которую он носил в себе и не хотел выдавать, особенно если для этого нужно было принуждать себя. Найджел понадеялся, что Жизель даст ему по крайней мере еще один шанс, если их предстоящая встреча с семьей окажется испорченной.
В глубоком разочаровании, что Найджел так и не рассказал о женщине, из-за которой – она нисколько в этом не сомневалась – он сбежал, Жизель внутренне собралась и стала целовать его лицо, только чтобы он не увидел боли в ее глазах. Она молилась, чтобы только он не заставил ее саму доискиваться до горькой правды, прислушиваясь к разговорам шепотом или наблюдая все воочию. Пусть ей не понравится то, что он должен был бы сказать ей – не важно, она предпочла бы услышать правду из его уст. На это у него оставалось не так много времени. Мысли о том, насколько разрушительна его тайна, отравляли сладость момента. Не хотелось думать об этом сейчас. Она сделала глубокий вдох, успокоилась, выдавила улыбку и потом сосредоточилась на том, чтобы помочь Найджелу преодолеть нерешительность.
