Людмила Сурская - Норильск - Затон
— Лиза, аккуратно.
Та нырнула за дверь и до него донеслось:
— Сориентируюсь на местности.
Заманив мать в спальню, Лиза, продемонстрировав покупку, настаивала немедленно померить рубашечку. Таня нехотя уступила, чтоб только не обидеть дочь. Хотя тело ожило и налилось жизнью, Таня по-прежнему стеснялась своей худобы, прячась при переодевании за дверкой шкафа. И сейчас демонстрируя короткую в кружевах ночную рубашку перед дочерью, безуспешно пыталась дотянуть её до колен.
— Она мала Лиза.
Дочь обняла её за плечи и заглянула в лицо:
— В самый раз, просто в ваше время такое не носили.
Таня испуганно прошептала:
— Я вся открыта. Кружева не по возрасту.
Лиза, беззаботно проведя под её грудью рукой, заметила:
— Что с того, тебе идёт. Ты поправилась. Выглядишь, как манекенщица.
— Это кто Лиза?
— Та, что демонстрирует одежду, вот смотри в журнале мод, — Лиза, перевернув страницы, ткнула пальчиком в манекенщиц.
— Придумала тоже, — замахала мать рукой, посмотрев в журнал.
А Лизонька настаивала на своём.
— Подойди к зеркалу, загляни в него. Смотришься поразительно. Отец обалдеет.
Улыбка, блуждающая по её измученному лицу тут же упала с губ. Она испуганно глянула на Лизу и засуетилась с переодеванием.
— Мама, что такое?
— Ничего.
— Он тебе не нравится?
— Дело не в этом.
— Ты разлюбила отца?
Пряча слёзы попросила:
— Лиза, не надо об этом.
— Почему, вы же мои родители, я должна знать.
Крупная слеза, выкатившись из огромных глаз, пробежав по щеке, упала на грудь.
— Мамочка, в чём дело? — забеспокоилась Лиза.
— Нет, нет, нет! Я же… я же… ты не представляешь, что со мной было. Я грязная, Лиза. Меня нельзя любить, — прошептала она, кривящимися от боли губами.
— В каком смысле? — опешила дочь.
— Я вспомнила… — шептала Таня.
— Что?
— Ты не представляешь и, слава богу, что не представляешь… Он насиловал меня, я помню, помню… Живот мешал… Илья смотрел, смотрел… А «Волк» изгилялся…
— Кто? — поняв, о ком идёт речь, Лиза тянула время, придумывая как помочь матери в сложившейся ситуации.
— Мучитель мой Лукьян. Илюша потом плеваться будет.
— Вот придумала. Так это давно было, забылось всё. Все ж понимают, обстоятельства.
— Нет. Нет! Грязная я, дурная. Не буду я его женой, не могу. Лиза, нельзя, ту грязь временем не смоешь. Он найдёт чистую женщину, хорошую. Не надо меня удерживать, отпустите! Богом прошу, пустите! Не надо ему пачкаться об меня, не надо! Грязная я, грязная…
— Стоп, дай подумать, — крутилась возле матери она, соображая, чем можно помочь этой несчастной женщине и вдруг воскликнула:- О! Я знаю, что нужно сделать.
— Что с судьбой, дочка, сделаешь. Тебе не под силу мне помочь. Эта грязь водой не моется.
Лиза обняла и чмокнула её в щёку.
— Не о том речь Я завтра же поеду к гинекологу и поговорю с ним. Тебя почистят, и ты будешь свободна от прошлого и его грязи. Ну, здорово я придумала, что скажешь на это?
— Ты думаешь, это поможет? — она прижала маленькие кулачки к груди и воззрилась на дочь полными надежды глазами.
— Безусловно, — мотнула головой Лиза.
— А как?
— Делают же они женщинам аборты, открывают и всё выскабливают. Тебе подходит?
— Да.
Лиза радовалась, что так скоро нашлось решение. Остальное дело техники: договориться с медиками, чтоб усыпили и просто проверили её, а с психологом, чтоб посодействовал этому.
Погладив дочь по руке, она спросила:
— Лиза, а когда это произойдёт?
— Думаю, на послезавтра мы договоримся. Тебя устроит или оттянуть неприятный процесс?
— Нет, нет… — виновато засуетилась та.
— Переодевайся пока, мамочка. А я сгоняю в кабинет отца, позвоню в больницу, договорюсь. Хорошо?
— Да, да.
От двери Лиза обернулась:
— Мам, пожарь твоих блинчиков, вкусно.
— Лиза с чем? — обрадовалась она быть полезной.
— С повидлом, — ляпнула Лиза первое, что пришло на ум.
— Не долго, а то остынут.
— Я скоро.
— Хорошо, доченька моя, — повеселела Таня, спрятавшись за дверку шкафа.
Когда Лиза вылетела из спальни с квадратными глазами, отец, ожидавший в нетерпении под дверью, попятился.
— На тебя посмотришь, испугаешься.
— Ой, не говори, папуля.
— Лиза, что?
— Идём в кабинет, — оглянулась она на дверь спальни. Несмотря на его умоляющий взгляд, не уступила. — Папка, нам нужен совет психолога. Кое-что, я по ходу придумала, но нужно его одобрение, чтоб не наломать дров. Идём к тебе, я всё расскажу. Нет, пойду выпью воды и приду к тебе.
Дубов, в нетерпении меряя шагами кабинет, ждал её прихода и объяснений. Разговор она не начала, пока не опустилась в кресло.
— Не томи, Лиза.
— На «Затоне» рассказывали историю о том, как её беременную насиловал тот «Волк» перед твоими газами. Это правда или сказки?
Он нахмурился и кивнул:
— Правда. Это-то причём тут?
— Ужас. Вот она и зациклилась на этой чудовищной грязи.
— Как она этот случай вспомнила? — насторожился он.
Лиза пожала плечами:
— Ты сказал ей о родах, она вспомнила о насилии.
— И что?
— Считает себя прокаженной, думая, что эту грязь она может перекинуть на тебя. Ты понимаешь?
— Да мне по барабану, — вскочил он.
— Тебе да, а ей нет, — развела руками Лиза.
Дубов, походив по кабинету, встал напротив неё:
— Что ты предлагаешь?
Лиза выложила всё, что ей пришло на ум:
— Отвезти её к гинекологу. Пусть посмотрят. Сымитируют чистку, обработку. Не зря же говорят: клин клином выбивают. Вот!
Он с надеждой, как будто это зависело от Лизоньки, спросил:
— И ты думаешь получится?
Она обрадовано затрясла его руки.
— Папочка, миленький, она согласна и мне, кажется, обрадовалась даже.
Дубов хоть и разволновался, но облегчённо вздохнул при таком известии.
— Но надо, Лиза, одобрение психиатра. Чтоб не получилось хуже.
Дочь подала трубку.
— Звони, пусть он сам с врачами переговорит, так вернее.
— Неужели получится?
— Почему бы и нет, это шанс. Ты занимайся, а я пойду блинчики есть, маму попросила напечь. Я нашла ей дело, чтоб не мешала нашему разговору. Не увлекайся долго и давай присоединяйся. Поторопись, а то мой Илюха уплетёт все, блины его «больное» удовольствие. Она и не почувствует, как он их в рот перекидает.
— Это ты права, постесняется, аппетит его притормозить и будет плакать.
— Или по новой канитель с блинами разводить, — хихикнула она.
