Карен Монинг - Поцелуй горца
-Разорвать? Соблазняя тебя? Ты можешь выставить на показ свои ноги еще больше? Разгуливаешь тут без рубашки, не можешь надеть ее? Ох, глупая я, конечно, ты не можешь, ты же всегда без рубашки.
Драстен моргнул, и она увидела намек на усмешку у Драстена на губах, но он отлично ее поборол.
Он небрежно поправил свой споран, передвинув руки немного выше. Он перекинул свои длинные шелковые черные волосы через плечо и выгнул темную бровь.
Ее гормоны выставили транспаранты и духовые инструменты.
Она наклонилась к нему, обхватывая руками его пониже груди. Она чувствовала, что край корсажа касается ее сосков. В эту игру могут играть двое, Драстен.
Его серебряные глаза мгновенно изменились. Холодное издевательство уступило место дикому вожделению. Долгий, неопределенный момент, она думала, что он хотел наклонить свою голову, подхватить ее на руки и унести вверх по лестнице в кровать.
Она в надежде задержала дыхание. Если бы он сделал это, по крайней мере, тогда она была бы способна смягчить его достаточно, что бы он выслушал ее – конечно, после того как они займутся любовью миллион раз и ее собственные гормоны будут как следует успокоены.
Она подгладывала за ним под прикрытием своей челки, ее взгляд выражал очевидное требование. Взгляд – подойди-ближе-если-осмелишься. Она не знала, что так смотрит на него. Но она поняла, что было много вещей, которых она не знала, но которые были скрыты в ней, пока она не встретила Драстена МакКельтара.
-Ты хорошо знаешь, что ты провоцируешь,– зарычал он.
-О, да, я знаю, – выстрелила она в ответ. – Трус. Мужчина, который боится выслушать меня, потому, что я могу доказать нестыковки в твоих планах. Я могу разворошить твой аккуратный мирок. – дразнила она.
Мерцание в его глазах стало пламенем. Его пристальный взгляд прошелся по ее неприкрытой груди. Она чуть не задохнулась от выражения дикого желания; он затрясся, стряхивая запретное … желание?
-Это то, что ты хочешь? Ты хочешь, что бы я покрыл тебя? – грубо спросил он.
-Если это единственный способ, каким я смогу задержать тебя, что бы ты услышал меня, – огрызнулась она.
-Если я покрою тебя, девушка, ты не будешь говорить, твой рот будет занят другими вещами, и я, несомненно, не буду слушать тебя. Так что брось эти штучки, пока тебя не объездил в вереске, кто желает, и кому ты никогда не нравилась.
Он повернулся на пятках и направился к выходу.
Когда он ушел, Гвен прерывисто вздохнула. Она знала, что на секунду, она едва не получила его, едва не спровоцировала его еще раз поцеловать ее, но сила воли этого мужчины была поразительной.
Она знала, его тянуло к ней, это потрескивало в воздухе между ними. Она утешила себя думая, что он должен был иметь кое-какие сомнения, иначе он бы не стал ее избегать.
Какими бы не были его причины, слишком много дней она безрезультатно бегала за ним, а приезд его невесты подходит все ближе, также приближая и день его похищения.
Хотя она приперла его к стене в двух случаях, он запрыгнул в седло и поскакал галопом прочь от замка, и пока ее езда не достаточно хороша, это действенной спасение.
Она была глупой, пытаясь быть повсюду, следя за ним взглядом. Она вскрыла замок на двери его комнаты прошлой ночью, только, что бы увидеть как он выпрыгивает из окна, зацепившись за чертовы станы замка, лишь бы быть подальше от нее.
Когда он упал в колючий куст, она пристально всматривалась в него широко открытыми глазами, любые мысли громко рассмеется, подавил его голый вид. Не могла же она броситься в окно на него. Но он был великолепен. Наблюдение за ним, таким сильным и крепким, каждый день, убивало ее. Особенно, когда он надевал килт, потому, что она знала из опыта, что он ничего не носил под ним. Мысль о нем висящем, тяжелым и обнаженным под пледом, заставляла ее рот пересыхать каждый раз, когда она смотрела на него. Скорее всего, из-за того, что вся влага в ее теле уходила куда-то еще.
Ее ужимки не остались не замеченными, ни несколькими служанками, ни воинами, которые остановились посмотреть с нескрываемым весельем.
Любовь не имеет гордости…
Ну, да Гвен Кейсиди имела, и в унижении самой себя не были много веселья.
Она подозревала, что к тому времени, когда она, наконец, преодолеет его сопротивление – а, она такая же упрямая, как и он – она будет попросту в бешенстве.
Разве он не знал, как это опасно – злить женщину?
Глава 20
Гвен разработала план.
Несложный, как она думала.
У нее было достаточно времени, что бы увидеть ее предыдущие ошибки. И хотя список был длинным и включал в себя практически все, что она сделала, с того момента, как она появилась в шестнадцатом веке, от него не стоило отмахиваться. Она все еще была под впечатлением того, как основательно эмоции могут помутнить ее способность действовать. Никогда в жизни она не делала столько глупых вещей за такой короткий срок.
Но она держала их под контролем теперь, и скоро будет контролировать его.
Она собиралась рассказать ему ее историю снова, только в этот раз, он выслушает каждую отдельную деталь этого рассказа. С того момента, как она пробудила его в пещере, до момента, когда она потеряла его, включая, что он ел, говорил, носил, что ела она, говорила, носила. И где-то в этом рассказе, она убедится, что нашла катализатор, который заставит его вспомнить. Она прошлым вечером долго обдумывала графики кривых с термодинамическими, психологическими и космологическими стрелками времени. Она убедилась, что воспоминания были заключены в его ДНК, и, несмотря на то, что стрелы указывали, что оно может запомнить только произошедшее, а не ожидаемое, она не была полностью уверенна, что верит в это.
Она собиралась постараться, что бы доказать, что эта теория неверна, но не была уверенна, что добьется успеха. В конце концов, кванты практически не предсказуемы. Даже Ричард Фейнман, получивший Нобелевскую премию по физике за свою работу в области квантовой динамики, поддерживал мнение о том, что в действительности никто не понимает квантовую теорию. Математическая теория значительно отличалась от того, что мир подразумевал под подобными уравнениями.
Она решила, что здесь никогда не было двух Драстенов, а просто два четырех-мерных проявления комплекса клеток. Вероятнее это был одинокий пучок света, преломленный через призму, где пучком света был Драстен, а призмой было четвертое измерение. Хотя одинокий луч, направленный в призму преломился бы в множество направлений, это был просто один источник света. Этот свет человека, почему его клетки не перенесли отпечаток его дублирующего человека? Если память была там, возможно востановление воспоминаний будут слишком смущающим, поэтому сознание будет стремиться исправить эти - воспоминания помечая их - мечты . Если он и вспомнит все, то отвергнет как ночные фантазии.
