Робин Хэтчер - Гордая любовь

– Пойдем со мной, – настойчиво предложил он.

– Я не могу.

Его пальцы нежно сжали ее плечи.

– Я понимаю, Либби. Я уйду, раз ты хочешь, чтобы я это сделал.

«Но я вернусь за тобой, – говорили его глаза. – Не бойся. Я вернусь».

Ему оставалось только надеяться, что она поняла. Он разжал пальцы и медленно вышел из кабинета, оставив ее позади.

32

Огромный темный особняк Вандерхофов возвышался над 72-й улицей. Ветер гнал по освещенному почти полной луной небу прозрачные облака. Свет и тени словно загадочные привидения плясали на каменных стенах дома.

Ремингтон стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на четвертое слева окно на третьем этаже. Сойер сказал, что именно в нем он видел однажды Либби, и молодой человек надеялся, что это окно ее спальни.

Уокер осторожно пересек улицу и вошел в ворота, обошел здание и подошел к входу для слуг. В два часа ночи все в доме наверняка спят. Если ему немного повезет, он сможет добраться до третьего этажа, разбудить Либби и увести ее. Никто и не заметит отсутствия молодой хозяйки, пока не придут звать ее на завтрак.

Если немного повезет…

Дверь для слуг оказалась заперта, но Ремингтон открыл ее за пару минут, К счастью, петли двери оказались хорошо смазаны.

Войдя внутрь, Уокер ненадолго остановился, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, и осторожно двинулся вперед, на кухню, через кладовую и прачечную, разыскивая выход на заднюю лестницу, которая оказалась как раз за огромной дверью с открывающимися в обе стороны створками. Притушенная газовая лампа освещала узкие ступеньки тусклым желтым светом.

Посмотрев наверх, Ремингтон глубоко вздохнул и начал медленно подниматься, осторожно ступая и молясь, чтобы деревянные половицы не заскрипели под его шагами. Пока удача не изменяла ему.

Когда Уокер добрался до третьего этажа, он снова остановился, перевел дыхание и медленно пошел по коридору по направлению к комнатам, окна которых выходили на улицу. Ремингтон натолкнулся на оставленный кем-то в проходе стул, но успел подхватить его, прежде чем тот упал.

С облегчением вздохнув, он осторожно отставил стул и наконец подошел к двери, которая, как он надеялся, вела в спальню Либби. Из замочной скважины, к счастью, торчал ключ.

Ремингтон внимательно посмотрел по сторонам. Все было тихо. С едва слышным щелчком он повернул ключ, открыл дверь, проскользнул внутрь и закрыл дверь за собой.

Слева стояла огромная кровать с балдахином на четырех столбцах – огромный паук, отбрасывающий тень на комнату, наполненную другими тенями. В ушах Ремингтона отдавался стук собственного сердца. Он медленно продвигался вперед, и его шаги заглушал толстый ковер на полу.

Либби проснулась от неожиданности, почувствовав, что чья-то ладонь зажимает ей рот. Охваченная ужасом, она попыталась освободиться, отмахиваясь руками и отбиваясь ногами.

– Либби, это я.

Она мгновенно успокоилась, и Ремингтон опустил руку.

– Поднимайся. Мы должны выбраться отсюда.

Либби села в кровати.

– Ремингтон!

Его имя сорвалось с ее губ словно ласка. В голосе звучала надежда. И вот он уже обнимал и целовал ее, отводя с лица волосы, а она прижалась к нему, наслаждаясь моментом, радуясь, что у нее, пусть даже ненадолго, появилась такая возможность. Она вдыхала запах его тела и испытывала странную радость оттого, что ей так знаком этот запах.

Он оторвался от девушки и прошептал:

– Лучше нам заняться этим у меня дома. Здесь небезопасно.

– Ремингтон, я не могу уйти. – Не видя его, она почувствовала, как он удивился. – Отец угрожает, что, если я его ослушаюсь, он причинит неприятности матушке и убьет тебя.

– Не беспокойся обо мне. Я могу за себя постоять. – Он поднял Либби с постели. – Мы заберем с собой твою маму. Покажи мне только, где ее комната.

– Но…

– Не спорь со мной, Либби.

Она не удержалась и улыбнулась, несмотря на всю серьезность момента.

– Не буду. Я никогда больше не буду с тобой спорить.

Ремингтон едва слышно усмехнулся.

– Что-то я в этом сомневаюсь! – Он снова поцеловал ее и сказал: – А теперь поторапливайся.

Она схватила со стула халат, сунула руки в рукава и туго завязала на талии пояс, потом нащупала в темноте домашние туфли и обулась.

– Я готова, – тихо сообщила она Ремингтону.

Он взял ее за руку и повел к двери.

– Где найти твою матушку?

– На втором этаже, направо по коридору.

– А где спальня отца?

– Дальше через одну дверь.

Он нажал на ручку.

– Когда выйдем в коридор, ни слова, поняла?

Она кивнула, забыв, что в темноте он ее не видит.

Ремингтон открыл дверь, и сердце Либби бешено забилось. Она покрепче ухватилась за руку Ремингтона, и он повел ее по коридору к лестнице для слуг. Они спустились на один этаж, и Либби порадовалась тому, что в коридоре всегда оставляют зажженной одну из газовых ламп на случай, если кому-то из Вандерхофов что-нибудь понадобится среди ночи. Девушка была довольна, потому что могла видеть Ремингтона, и это придавало ей мужества.

На площадке второго этажа они остановились; и Ремингтон прошептал ей на ухо:

– Подожди здесь.

Она испуганно затрясла головой, но Ремингтон не обратил на это внимание.

– Если что-нибудь случится, беги. Доберись до моего дома и пошли за Дэвидом Пирсом. Он – здешний судья и старый друг моей семьи. Миссис Блейк знает, как с ним связаться. Дэвид тебе поможет. Ты можешь ему полностью доверять.

Она снова затрясла головой, отказываясь отпустить его.

Ремингтон чмокнул Либби в щеку.

– Все будет в порядке, Либби, – прошептал он. – Я скоро вернусь.

Внезапно послышался странный звук столкнувшихся человеческих тел. Ремингтон словно выскользнул из рук Либби и с грохотом упал на пол. И в этот момент девушка увидела нападавшего.

Громила двигался с ужасающей быстротой, обрушивая град ударов, норовя сапогом попасть Ремингтону по почкам.

– Ремингтон! Прекратите! – Она попыталась встать между дерущимися, но ее остановила чья-то рука.

– Боюсь, ваш молодой человек ошибается, Оливия, – проговорил ее отец. – Он не скоро вернется. – Нортроп посмотрел вперед через плечо дочери. – Кэсуелл, избавь меня от мистера Уокера.

– Нет, отец! Не надо! – Она повернулась, чтобы увидеть Ремингтона, который без сознания валялся у ног Кэсуелла. Слезы застилали ей глаза, когда она снова посмотрела на отца. – Пожалуйста, умоляю вас, отец! Не надо его больше бить. Я сделаю все, что вы пожелаете. Но, пожалуйста, не причиняйте ему больше вреда.

– Очень трогательно. И впрямь очень трогательно! – Он покачал головой. – Ты знаешь, что делать, Кэсуелл.