Вики Дрейлинг - Ее женская власть

Горло, щеки и глаза будто огнем опалило. Но она не заплачет, нет.

Он засунул женский халат обратно в шкаф и вытащил оттуда огромную мужскую рубаху. С ней он подошел к кровати. Затем стянул с нее покрывало. Ночной холод вызвал дрожь. Он протянул ей руку и помог подняться. У нее дрожали ноги. А он с выражением муки на лице уставился на простыню с пятнами крови.

Хоук помог ей влезть в рубаху и подвернул слишком длинные рукава. Потом взял подсвечник. Когда он положил руку ей на плечи, она почувствовала себя немного лучше.

— Здесь есть ванная и полотенца, но нет воды.

Она судорожно сглотнула. Это были первые слова, обращенные напрямую к ней. Он вошел внутрь и поставил подсвечник на крышку небольшого шкафчика. Когда она вошла в помещение, то под ступнями почувствовала холод мраморного пола. Она дрожала и от холода, и от осознания совершенной ошибки.

Он протянул ей полотенце.

— Ты вся дрожишь.

— Со мной в-все в п-порядке.

Его лицо исказила болезненная гримаса. Он поднял ее на руки и снова отнес в спальню. Положил ее на кровать и распахнул рубаху. Она попыталась остановить его, но он, предложив ей помолчать, обтер ее полотенцем. Потом сел на кровать, посадил ее к себе на колени и крепко обнял.

«Пожалуйста, скажи, что любишь меня».

— Клянусь, я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, — сказал Хоук. Голос его звучал хрипло.

Она хотела от него любви, а получила лишь раскаяние.

Когда они ехали к дому Хестер, Хоук накинул на плечи Джулианы свой сюртук. Хоук мысленно назвал себя идиотом за то, что не дал ей в театре забрать пальто. Тогда единственное, что его волновало, была злость на Джулиану. Когда она сказала, что боится повторить историю своей матери, он чувствовал себя так, словно она вонзила ему в спину кинжал.

Хоук просил ее быть честной и искренней, а когда она согласилась, несостоятельным оказался он сам. Потому что ее страх перед изменой пробудил его собственные опасения, что, может быть, отец был прав по отношению к нему. С милой Джулианой он поступил как последний мерзавец. Но она не растерялась и наговорила ему слов, от которых его до сих пор трясет.

Она подняла руку и смахнула слезу со щеки. О черт! Она плачет. Хоук достал носовой платок и вытер ей слезы.

— Пожалуйста, не плачь, — шепнул он. Затем поцеловал ее в щеку, посадил к себе на колени и крепко обнял. Он причинил ей боль, физическую и нравственную. Как он мог это допустить, ведь он обожал ее, всегда относился к ней как к своей Джули…

И все же сегодня он смог доставить ей радость. Он сделал это сегодня, но между ними и раньше существовали особые узы. Он не мог бы объяснить их суть, но точно знал, что они существуют. Или, может быть, он просто испытывает угрызения совести за то, что повел себя как подонок? Он еще крепче обнял ее, потому что нуждался в ней больше, чем кто-либо другой.

Экипаж остановился. Он погладил ее по щеке.

— Я провожу тебя в дом.

— В этом нет нужды.

— Джулиана, моя тетушка обо всем догадается. — Он хотел ее предупредить, потому что ее растрепанные локоны и след от укуса на шее, оставленный в экстазе, буквально вопили о том, что с ней произошло. Он поцеловал ей руки. — Я навещу тебя завтра и обещаю: мы все начнем сначала.

Она подняла на него глаза и обняла. Он тоже обнял ее.

— Идем, я скажу тетке, что буду здесь завтра.

Он знал, что Хестер ему этого никогда не забудет, но так и должно быть. Он на самом деле заслуживает худшего, но всю оставшуюся жизнь он будет делать все, чтобы его Джули было хорошо.

Пока они шли по дорожке, он обнимал ее за плечи. Пронизывающий ветер легко проникал сквозь рукава рубашки, но Хоук понимал, что и это заслужил.

Когда он ввел Джулиану в большой холл, его тетка стояла наверху, на лестнице. Ее седые брови взметнулись вверх. Хоук незаметным кивком дал ей понять, чтобы она воздержалась от язвительных замечаний в присутствии Джулианы.

Поднявшись с Хоуком до площадки, она вернула ему сюртук. Он в ответ, не стесняясь Хестер, поцеловал ее в щеку. Какой смысл был прикидываться, будто не он привел в беспорядок внешний вид Джулианы?

Она взбежала на следующий пролет. Он стоял и смотрел на нее, жалея, что не может посидеть с ней рядом и успокоить, как это сделала она в тот вечер, когда нашла его пьяным, спящим на теткином диване.

Когда она исчезла из виду, он посмотрел тетке в глаза.

— В гостиной! — коротко бросила она.

Он проследовал за ней в комнату и запер дверь.

— Я скомпрометировал Джулиану, — сказал он. — С твоего позволения я хотел бы навестить ее завтра.

— И?

— Я сделаю ей предложение.

— Лучше бы ты сделал это сразу. Стоя на коленях.

— Да.

— Когда будешь говорить с ней, засунь подальше свое чувство вины. Ни извинений, никакого раскаяния. Она не захочет всего этого слушать, неужели ты не понимаешь?

— Понимаю, мэм.

— Ты должен думать о ней, а не о себе. Я ясно выразилась?

— Вполне.

— Был бы у меня хлыст, надавала бы тебе по заднице.

— Я не только этого заслуживаю.

— Я люблю эту девочку как родную дочь, — сказала Хестер. — И тебя тоже люблю. Но если ты когда-нибудь ее снова обидишь, я тебе этого никогда не прощу.

Он судорожно сглотнул, вспомнив, какие ужасные слова он ей говорил.

— Я до конца жизни буду делать все, чтобы ей было хорошо.

— Не будешь. Веди себя с ней так, будто она для тебя и солнце, и звезды — все вместе.

— Хорошо.

— И последнее, — сказала она. — Подожди объявлять о помолвке, пока мы не съездим в Гейтвик-Парк. И ни при каких обстоятельствах не обмолвись об этом Шелбурну. Иначе ты разворошишь осиное гнездо и надолго вызовешь его возмущение. Ему не надо знать, а признавшись ему, ты унизишь Джулиану. Достаточно будет сказать, что безумно влюблен в нее и не мыслишь себе жизни без нее. Обещай мне.

— Обещаю.

— Я знаю, ты сожалеешь о случившемся, но ты никогда не будешь сожалеть о ней.

Он едва сдержал слезы, надеясь, что ей не придется сожалеть о нем.

Глава 20

Имеют значение только три коротких слова.

Хоук открыл футляр с медальоном. Как только он дотронулся до серебряной вещицы, сразу вспомнил голубые глаза Джулианы, и у него стеснило грудь. Он купил медальон, чтобы подарить ей вместо того, который ей оставил отец. Тот, который, поколебавшись, она показала ему перед тем, первым балом. Тот, который он больше не видел с их первого вечера сезона. Он купил другой, потому что хотел, чтобы она носила его, и он знал, что всегда будет принадлежать ей.