Шеннон Дрейк - Среди роз
— Отец, дорогой… я люблю тебя, я не хотела тебя опозорить… — Как только Женевьева коснулась холодного камня, боль и замешательство покинули ее, и она грустно улыбнулась. — Зато теперь у тебя будет внук, его сын. Если бы ты знал его, то наверняка все простил бы. Ты даже пригласил бы его за стол, оказал ему радушный прием, потому что он замечательный… Но с ним сыграли жестокую шутку… — Она осеклась, вспомнив, что отец мертв и не может освободить ее от обещаний. Он не мог встать и сказать, подобно Иисусу: «Возлюби врага своего».
Затем Женевьева приблизилась ко второму склепу, где покоился Аксель. Искусный скульптор сумел передать выражение его лица. Мраморный Аксель выглядел ученым, мыслителем, а не воином. Сквозь слезы Женевьева подумала, что Аксель давным-давно простил ее. Он никогда и никого не осуждал.
— Мне так недостает тебя, любимый! — шепнула она. Почему именно ему было суждено умереть?
— Так ты скучаешь по нему! — Этот шепот резанул ее слух. Женевьева испуганно обернулась и увидела побледневшего от ярости сэра Гая.
— Гай! Как ты меня напугал…
Взмахнув рукой, он отвесил ей звонкую пощечину. Вскрикнув от неожиданности, она схватилась за щеку и попятилась. Должно быть, не понимая, что делает, обезумевший от ревности Гай осыпал ее грязными словами. Но хуже всего было то, что они напоминали Женевьеве о стыде и унижении, об угрызениях совести, ужасе и боли.
— Неужели это ты, Женевьева — дочь Эдгара, возлюбленная Акселя? Леди Иденби? О нет, не подходи к склепу, не оскверняй память родителей! Где же твоя гордость? Ты, герцогиня, — шлюха!
— Прекрати! — ударив кулаками в грудь Гая, она заметила, что к нему возвращается рассудок. — Прекрати! — шепотом повторила она, тревожно взглянув на дверь и вспомнив, что Тристан подозревает ее в нежных чувствах к Гаю.
— Почему? — Откинув со лба прядь светлых волос, Гай с укором посмотрел на нее. — Твой любовник занят в кабинете.
— Гай, я ни в чем не виновата! Я прибегла к помощи единственного оружия! А когда проиграла, мне пришлось поплатиться — тогда как ты покинул замок и стал предателем…
— Нет, я сражался на стороне Стенли, но они поддержали Генриха, и мне пришлось смириться. Ричард был обречен, я боролся за Иденби, Женевьева! Я рисковал жизнью, чтобы Генрих оценил мою преданность — и отдал мне Иденби. И тебя.
Женевьева печально смотрела на него.
— Гай, замок принадлежит Тристану, и ты это знаешь…
— А ты продолжаешь расплачиваться за свои ошибки. О да! Ты дорого платишь за них, бедняжка Женевьева! Что-то я не заметил, чтобы он бил тебя! Напротив — он держит тебя за руку, нежно пожимает твои тонкие пальцы. Я не видел, чтобы он силой уносил тебя в спальню — ты сама следовала за ним. От меня не укрылось, как округлился твой живот, как ты вспыхиваешь, едва он прикасается к тебе. А еще, миледи, я видел вас разгоряченной и дрожащей, свернувшейся в его объятиях, — после того, как его меч пронзил вас!
— Гай, как ты можешь!
— Ты шлюха, Женевьева. Всему Лондону известно, что ты — наложница приспешника Ланкастеров. Скажите мне, миледи, чем еще вы намерены осквернить память отца, Акселя и Майкла, убитых вашим любовником? Может быть, браком? Стало быть, вы извиваетесь и стонете в его объятиях, надеясь когда-нибудь стать его женой?
Она возненавидела Гая, хотя понимала, как ему больно. Но он ничего не желал понимать. Женевьева сгорала от стыда.
— Прошу прощения. — Она высоко вскинула голову. — Мне пора идти. — Гай схватил ее за руку и привлек к себе. Отбиваясь, она заметила, как увлажнились его глаза. Значит, он жалел о том, что оскорбил ее.
— Женевьева, прости! — Упав на колени, Гай прижался щекой к ее ладони. — Я люблю тебя и буду любить вечно. Это невыносимо…
— Гай, прошу тебя! — Она тоже опустилась на колени и заглянула ему в глаза. — Не надо! Не надо любить меня, не надо жалеть. Он…
— Он умрет.
— Нет, Гай, не смей! — вскрикнула Женевьева. — Если он погибнет, Генрих…
— Я тоже служу Генриху.
Она нетерпеливо покачала головой:
— Тристан давно служит Генриху они близкие друзья. Если Тристана не станет, Генрих отдаст замок кому-нибудь другому.
— Мне! — заявил Гай, и Женевьева содрогнулась, увидев ликование в его глазах.
— Нет!
— Женевьева, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Не бойся, я спасу тебя — и Иденби. Я тоже умею действовать коварно и осторожно. Наберись терпения, любимая, и жди меня.
— Гай, ты спятил! Прошу тебя, забудь об этом. Иденби процветает, в нем налаживается жизнь, я не могу подвергать своих людей опасности. Не вздумай…
Он вдруг отдернул руку и поднялся. Женевьева удивленно огляделась и услышала шаги. Размеренные шаги по каменному полу, неумолимо приближающиеся к ним. Страшась обернуться, девушка взглянула через плечо и побледнела.
Посреди часовни стоял Тристан, мощный и величавый в тяжелом малиновом плаще, скрепленном на плече новой пряжкой, на которой белая роза переплеталась с алой. Его голова была непокрыта, а выражение лица было таким зловещим, что Женевьева невольно содрогнулась, подумав о том, слышал ли он недавний разговор. Наверное, Тристан решил, что она сама подстроила эту встречу…
Неожиданно улыбнувшись, он поклонился. Его холодные глаза горели.
— Миледи, сэр Гай…
— Тристан…
Зачем она заговорила? Он ни о чем не спрашивал, но голос ее звучал виновато. Тристан кивнул ей и перевел взгляд на Гая. Потом подошел, взял Женевьеву за руку и сразу почувствовал, что она дрожит.
— У вас покраснела щека, миледи. — Еще никогда он не говорил с ней таким угрожающим тоном.
— Я… упала, — солгала Женевьева. — Сегодня Рождество, мне хотелось навестить родителей. Я оступилась…
Тристан осмотрел статую, стянул перчатку и обернулся к Гаю.
— Это правда, сэр Гай?
— Да, милорд. Я просто помог миледи подняться, ничего более.
Тристан снова посмотрел на Женевьеву. Если бы взглядом можно было убить, она рухнула бы замертво!
Небрежно коснувшись холодного мрамора, он задержал взгляд на безмятежном лице Акселя.
— Красивый юноша. Жаль, что он погиб.
— Да, — отозвалась Женевьева. Нет, она не дрогнет перед Тристаном.
Она коснулась пальцем мраморных губ. Слезы навернулись на ее глаза.
— Он ненавидел войну, — сказала она. — Считал, что те, кто жаждет воевать, должны сражаться друг с другом, а мы — ждать, как и большинство жителей Англии! Но… он поддержал моего отца. Аксель был преданным и отважным.
— Как и прочие обитатели Иденби, — оборвал ее Тристан и обратился к Гаю: — Генрих должен быть благодарен вам, Гай.
