Мой грешный муж - Миа Винси
— Все это время? — сказал он.
— Время от времени. Я обнаружила, что она принимает меньше, если ей есть чем себя занять. Раньше она интересовалась травами и настойками, поэтому прошлой осенью мы с миссис Гринуэй отремонтировали винокурню, снабдив ее новым оборудованием и книгами рецептов. Теперь она почти каждое утро возится там, придумывая для нас новые напитки. Ее апельсиновое вино с шалфеем… скажем так, интересное. По крайней мере, она проводит в этом мире половину дня.
Она выглядела такой спокойной, как будто у нее не было ничего на уме, кроме выбора фарфора ее тетей, но все же она выворачивалась наизнанку, пытаясь наладить свою семью, и никто из них, казалось, не знал об этом и не заботился об этом.
Он был худшим из всех, потому что знал и заботился о ней, и все равно причинял ей боль, снова и снова. Но почему-то он не мог остановиться, потому что всякий раз, когда ему казалось, что быть с ней хорошо, другая его часть настаивала, что это очень, очень неправильно.
Потом ее лицо стало мягким и ласковым, таким, каким он обычно видел его при свечах. У него подкосились ноги от желания распахнуть дверцу кареты и выпрыгнуть наружу.
— То, что хотел папа, — тихо сказала она. — Для нас.
— Нет. Не питай романтических идей только потому, что этого хотел твой отец.
— Я собиралась сказать, что ничего не знала о его сватовстве. Я думала, что выхожу за тебя замуж только для того, чтобы получить наследство.
— И я сказал ему, что не хочу снова жениться и согласен на брак только формально.
— Вот почему мы согласились вернуться к нашим раздельным жизням.
— Именно так, — отрезал он, раздраженный ею больше, чем когда-либо. — То, что наш постельный спорт в высшей степени удовлетворителен, ничего не значит… — Он замолчал. — Тебя он устраивает?
— У меня нет претензий, но я не считаю нужным это обсуждать. Господи, о чем только думал папа? Я замужем за мужчиной, который обсуждает самые неподобающие вещи.
— А я женат на женщине, которая больше заботится о приличиях, чем о том, чтобы выразить свои собственные потребности.
— Я замужем за мужчиной, настолько увлеченным самовыражением, что его не волнует, расстраивает ли он других.
— Я женат на женщине, настолько озабоченной тем, чтобы не расстраивать других, что делает себя несчастной.
— Мужчина, который научился только убегать от потерь.
— Женщина, которая так и не научилась бороться за то, что принадлежит ей.
Экипаж ухнул в яму, и они едва не столкнулись носами. Они осознали, что наклонялись друг к другу через все пространство экипажа. Они снова сели на свои места.
— Ты снова несешь полную чушь, — сказала она.
— Как и ты. Хорошо, что это почти закончилось, не так ли?
— Вполне.
Он нахмурился. Она хмуро смотрела на него. Он скрестил руки на груди, чтобы не усадить ее к себе на колени, не задрать ей юбки и не заставить ее прижаться к нему, пока он прижимается к ней.
— Ты сказал, что приедешь в Санн-парк, — сказала она в тишине.
— Когда тебе понадобится, чтобы я тебя оплодотворил?
— О, мне бы не хотелось доставлять тебе никаких хлопот. Возможно, я заведу любовника. Избавлю тебя от лишних неудобств.
Черта с два она так сделает.
— Лучше найди кого-нибудь выносливого. Ты становишься требовательной в постели, когда забываешь о вежливости.
— Возможно, ты мог бы использовать свой опыт, чтобы нанять кого-нибудь подходящего. Ты мог бы назвать его «Секретарем, Ответственным За Оплодотворение Моей Жены, Потому что Я Слишком Эгоистичен И Занят, Чтобы Сделать Это Самому».
— Это дурацкое название должности.
— Они все дурацкие названия должностей! — закричала она.
Он отшатнулся, ошеломленный. Что, черт возьми, было не так с названиями должностей его секретарей? И какое отношение все это имело к ее чреву? И куда подевался их дух товарищества, и почему она не хотела его, и почему было так трудно дышать?
Она взяла себя в руки после своей вспышки гнева.
— Знаешь, Джошуа, я буду рада вернуться в тишину и покой Санн-парка без тебя.
— А я буду рад вернуться в Бирмингем. Бирмингем — самое шумное место на Земле, и все же это спокойнее, чем терпеть тебя.
— Нам нужно потерпеть друг друга всего три дня. Если Люси понравится бабушке, Люси останется жить с ней, а мы с Эмили уедем. Ты посодействуешь этому, если будешь вести себя на балу подобающим образом.
Она с горечью посмотрела на него.
— Я верю, что скорое избавление от меня станет для тебя достаточным стимулом, чтобы вести себя прилично.
— Все, чего я хочу, — это избавиться от тебя, — солгал он. — Мое поведение будет безупречным.
Глава 24
Кассандра с сожалением вспомнила, как во время первого завтрака, который они разделили с Джошуа, она заявила, что они смогут жить в одном доме и никогда не видеть друг друга.
Ну и умнички же они! Именно так они и поступили! За три дня, прошедшие после их ссоры в карете, она ни разу не видела Джошуа. Иногда она слышала, как он ходит по комнате по ночам, когда лежала одна на слишком большой кровати, мечтая о том, чтобы забыться сном. Однажды она услышала его голос, когда он позвал слугу; ее сердце забилось быстрее, а дыхание перехватило, но все, что она услышала дальше, это хлопок двери.
Только благодаря мистеру Ньюэллу она получила подтверждение, что Джошуа присоединится к ней и Люси на балу у ее бабушки.
Одеваясь к балу, она была благодарна своей горничной за расторопность и компетентность, потому что Кассандра была бесполезна, ее тело дрожало от страха и возбуждения, а разум повторял бесполезные ругательства. «Это просто очередной бал, а он просто еще один мужчина», — сказала она себе, когда Рут подтолкнула ее к лестнице и бросилась помогать Люси. Этому должен был прийти конец, и вот он настал.
Но на полпути вниз по лестнице ей пришлось остановиться и схватиться за перила, потому что ноги перестали слушаться, и в мире не осталось ничего, кроме высокого темноволосого мужчины в холле.
Он, конечно же, расхаживал взад-вперед, постукивая белыми вечерними перчатками по бедру. Его черный вечерний пиджак облегал широкие плечи, и ее одиноким ладоням до боли хотелось скользнуть по этим плечам, вниз по груди, по бедрам, почувствовать его силу, жар его кожи сквозь шелк.
Джошуа повернул к ней голову и замер на середине шага,
