Герман Воук - Марджори в поисках пути
— Правда?
— Конечно, правда.
— Мне действительно нужен его адрес, Уолли.
— Боже мой, я бы сказал тебе его адрес, Марджори, если бы знал его.
Они молча вернулись в ее каюту.
17. Человек на палубе
«Куин Мэри» отошла от пристани под вой гудка и гром духового оркестра. Последними, кого Марджори могла различить в толпе на расплывающейся вдали пристани, были Сет и Уолли Ронкен, которые, стоя плечом к плечу, махали ей шляпами. Казалось, все произошло слишком быстро. Скоро огромный корабль уже плыл по реке и она не могла различить пристань в черном дыму труб буксиров, толкавших корабль, пронзительно крича. Она была на пути к Ноэлю. Корабль начал двигаться самостоятельно без помощи буксира. Марджори прогуливалась по палубе. Ни сырой ветер, теребивший ее одежду, ни тревожные звуки гудка, раздававшиеся с высоты огромной красно-черной трубы, ни легкая неустойчивость выскобленной добела деревянной палубы под ногами не могли сообщить ей чувства пребывания на корабле, настоящего пребывания. Они оставили позади Эмпайр-Билдинг, и Марджори казалось, что она находится там, провожая глазами уходящий корабль, а не наоборот. За всю свою жизнь она никогда не чувствовала себя такой ошарашенной, а происходящее таким нереальным. Она думала, что испытает сильные чувства, когда они будут проплывать мимо статуи Свободы. Но статуя уже осталась позади, огромная зеленая статуя, как на почтовой открытке, и пока все на палубе кричали, указывая на нее, и болтали, Марджори уже успела забыть о ней, наблюдая за чайкой, кружившей не далее чем в десяти футах от ее лица и печально кричавшей.
Там, где Лауэр Бэй расширялся, пейзаж стал плоским и скучным. Над тяжелой серой водой моря нависали серые тучи. Тихо движущийся корабль стало качать сильней. Ветер посвежел, и стало холодней. Пассажиры отошли от борта. Марджори заметила, что стоит примерно в шести футах от стройного человека среднего роста с довольно молодым лицом и аккуратно подстриженными седыми волосами. Он оперся на перила и курил длинную сигару. Сложенный плащ свисал с его руки. Когда вокруг никого не осталось, он взглянул на нее с легкой добродушной усмешкой. Она ответила ему полуулыбкой и продолжала смотреть на море.
Она заметила этого человека еще на сходнях. Он предъявлял билет прямо перед ней. Внимание Марджори привлекли его уверенное обращение с путевыми документами, прямая осанка, опрятный серый плащ и серая гамбургская шляпа и пересекающий лоб голубой шрам. Она определила его в соответствии с ходом своих мыслей как дипломата или какого-то известного драматурга, или журналиста. Тогда же она мысленно сравнила его с Ноэлем — она всегда так делала, увидев интересного мужчину. Худой, с загорелым костлявым лицом, он был совсем непохож на Ноэля. Он казался ниже ростом и более хрупким, чем тот. Он был и вполовину не так красив, как Ноэль, но у него был такой вид, что, посмотрев на него снова, она перестала размышлять о Ноэле. Возможно, дело было в том, что этот человек не еврей, а он явно им не был.
В Ноэле всегда было что-то экзотическое. Курчавые тонкие светлые волосы, большие синие глаза, высокий рост и энергичная жестикуляция придавали ему экстравагантный вид. Этот человек выглядел суховатым, скромным, очень веселым. Он не мог оставаться незамеченным в толпе. Контраст между седыми волосами и молодым лицом, шрам и странная жесткость в лице выделяли его.
Он взглянул на нее снова, улыбнулся, поймав ее взгляд, и произнес:
— Мы, видимо, здесь самые храбрые. Вам не холодно?
— Здесь все для меня в новинку. Не хочу спускаться вниз и потерять хоть минуту.
— Ваше первое путешествие?
— Да.
— Погода должна улучшиться. Город выглядит величественней в солнечном свете. А так это довольно печальное плавание.
Он прошел вдоль борта и встал рядом с ней. Шрам притягивал ее взгляд: бледно-голубой, со следами швов, косо сбегавший из-под волос к левому глазу. Почему-то он казался не уродством, но приметой, особенностью, принадлежавшей его лицу. Она сказала:
— Да, это так. Я не чувствую особой радости. Я никогда не говорила столько раз «до свидания». Это угнетает.
Он с удивлением смотрел на книгу у нее в руках. Она захватила ее с собой, думая, что сможет посидеть на палубе и немного почитать.
— Вы учительница английского языка?
— Нет, я не учительница. С чего бы?
— Трудно представить себе, что вы читали бы «Тома Джонса» для развлечения.
— Я пробежала его глазами. Совсем неплохо. Во всяком случае, он длинный. Я думаю, у меня довольно времени для чтения.
Он улыбнулся, посмотрев вниз на палубу второго класса, на которой, болтая и смеясь, толпилась молодежь, радуясь первым моментам знакомства.
— Боюсь, что да. В первом классе.
— О? Мне нужно было ехать вторым?
— Конечно, нет. Первый класс выглядит снизу таким заманчивым и недостижимым. Лучше с первого раза узнать, как тут на самом деле, чтобы потом никогда не чувствовать себя обделенным.
— Звучит не слишком многообещающе.
— О нет! Я говорю так, потому что этот день такой серый. Я уверен, вам понравится путешествие.
С нижней палубы донесся взрыв смеха. Смеялась группа девушек, окруженных молодыми людьми. Один из них, в форме американской армии, произнес что-то насмешливым баритоном, и девушки вновь прыснули.
— Я не могу присоединиться, — сказала Марджори, — я что-то недослышала.
— Шутка могла вас и не рассмешить. Они похожи на школьниц.
— Иногда приятно посмеяться за компанию, — улыбнулась Марджори, — не важно, смешно или нет.
— Я думаю, вам лучше отправиться в каюту с Филдингом.
— Он давно умер, — сказала Марджори. — Вы не учитель, не так ли?
— Нет, я просто бизнесмен. Химикаты — моя специализация… Я ошибаюсь или вы неприятно удивлены?
— Почему, совсем нет. Почему это должно быть так?
— Потому, что бизнесмены глупы.
— Необязательно.
— Ну, нет, может быть, обязательно, потому что делать деньги — это глупое занятие. Это причина, почему пассажиры первого класса имеют обыкновение быть глупыми. — Он докурил сигару и бросил ее через перила.
— Это против правил. Удостоверьтесь, что ветер дует вам в спину, когда вы это делаете; иначе или окурок полетит в иллюминатор, или вам в лицо, а это может быть очень неприятно.
— Я постараюсь запомнить.
Минуту спустя, положив свои локти на перила, он сказал:
— Меня зовут Майкл Иден.
— А меня Марджори Моргенштерн.
Она посмотрела, какой будет реакция на ее еврейскую фамилию, но реакции не последовало. Он кивнул, его глаза обратились к горизонту, где земля сокращалась до тонкой линии цвета свинца. Она сказала:
