Николь Фосселер - Небо над Дарджилингом
Звезды погасли, и небо стало матово-серым, когда Ситара замолчала и промокнула уголки глаз кончиком сари. Даже сейчас, с раскрасневшимися глазами, измотанная тяжкими воспоминаниями и охрипшая от непривычно долгой речи, она была так прекрасна, что у Невилла перехватило дыхание.
– Я никому не выдам вашу тайну, – пообещал он, смущенно опуская глаза.
По лицу Ситары пробежала легкая улыбка, будто робкий солнечный луч пробился сквозь плотную завесу облаков.
– Я знаю. – Она показала в сторону башни. – Я видела вас оттуда каждую ночь и иногда днем слышала, о чем вы говорили с Моханом. Как я могу сомневаться в вас, если мой брат вам доверяет?
– Мне лучше уйти. – Уинстон кивнул и быстро поднялся. Однако, сделав несколько шагов, снова обернулся: – А почему ты вышла именно сегодня? Я ведь не первый раз коротаю здесь ночные часы.
Легкий румянец залил щеки Ситары, и она стыдливо склонила голову.
– Я… яблоки, – пролепетала Ситара, показывая на все еще разбросанные по плитке плоды.
Потом быстро вскочила и принялась их собирать. Одно она протянула Невиллу. Тот улыбнулся, вспомнив Еву и первородный грех. Однако уже в следующую секунду забыл обо всем, потому что ничего, кроме Ситары и ее черных глаз, для него больше не существовало.
– Ты вернешься? – робко спросила она спустя некоторое время.
– Обещаю, – уверенно кивнул капитан, поднимаясь со скамьи.
5
Невилл каждую ночь возвращался в этот сад, откладывая встречи с Моханом или вовсе отменяя их. Он был очарован Ситарой, ее манерой говорить и двигаться, потрясен ее ужасной судьбой и с радостью замечал, что из раза в раз принцесса все чаще улыбается, а иногда даже смеется, запрокинув голову. Невилл рассказывал ей об Англии, о своем родном Йоркшире, о его мрачных болотах и туманном небе, об острых скалах, омываемых океанской пеной, ей, никогда в жизни не видевшей моря и не представлявшей себе большего водоема, чем пруд после муссонных дождей. Он делился своими впечатлениями об Индии и жизни в калькуттских казармах, а она внимательно слушала и задавала вопросы. Ситара, в свою очередь, посвящала Уинстона в тайны раджпутов и вспоминала об их с Моханом детских проделках. И все чаще их беседы прерывались внезапным молчанием, которое было красноречивее всяких слов.
В одну из таких ночей с тонким серпом луны на темном чернильном небе Ситара внезапно залилась слезами.
– Что случилось? – спросил Уинстон.
– Я… – всхлипывала она, глядя на свои сложенные на коленях руки. – Я постоянно думаю о том, что когда-нибудь ты исчезнешь.
Уинстон обомлел. Сам он отгонял прочь любую мысль о том, что вскоре ему придется покинуть дворец и вернуться в Калькутту. В ту ночь, когда он впервые встретил Ситару, время словно перестало для него существовать и вселенная остановилась. Однако слова Ситары напомнили ему о том, что за стенами Сурья-Махала жизнь продолжается и требует его участия. У Невилла неприятно защекотало в желудке.
Больше всего на свете ему хотелось бы утешить Ситару, уверить ее, что он обязательно вернется. Но он знал, что не сдержит обещания. Последняя встреча с раджой окончательно убедила его в том, что тот никогда не примет покровительства английской короны, пусть даже и с номинальным сохранением своего статуса правителя. В Калькутте еще не знают, что миссия Невилла провалилась. Второго шанса не предвидится, поэтому в обозримом будущем появление в этом княжестве частей Ост-Индской компании маловероятно.
– Уинстон…
Подняв глаза, Невилл увидел, что Ситара стоит перед ним и, словно загипнотизированная, снимает с себя сари. Виток за витком падала на плитку белая ткань, пока принцесса не предстала перед Уинстоном Невиллом обнаженной. Капитану показалось, что от ее кожи исходит теплое серебристое свечение. Он удивился тому, что голая она не выглядит такой хрупкой, как в сари. Ее грудь оказалась тяжелой и полной, а тонкая талия плавно переходила в пышные бедра. Густые и мягкие, как шелк, волосы черной волной обтекали ее тело. Ее нагота казалась нежной и уязвимой и так не соответствовала исполненному решимости гордому взгляду.
– Сделай меня женщиной, прямо сейчас, – сказала Ситара.
А потом взяла его за руку и увлекла за собой на землю. На ощупь ее волосы и кожа были неотличимы от расстеленного на плитке мягкого шелка сари, и Невилл понял, что хочет сейчас того же, что и она.
До сих пор он имел с женщинами лишь случайные связи. Один раз это была послушная служанка, которую он завел на сеновал, другой – дешевая шлюха из притона на калькуттском базаре, сильно накрашенная и надушенная дешевой парфюмерией. Облегчение за пару рупий оставило в душе Невилла неприятный, грязный след. Поэтому впоследствии он не понимал своих товарищей по службе, питавших слабость к темнокожим женщинам. Но Ситара – другое дело. Ее невинность и влюбленный взгляд порождали в Невилле чистое, возвышенное чувство. Ее поцелуи обжигали, тело будто горело от ее прикосновений, а торопливые пальцы, снимавшие с него одежду, были теплыми и ледяными одновременно.
Он вдыхал тяжелый мускусный запах, следуя губами и пальцами за изгибами ее стана, и восхищался ее пластичностью и женственностью. Пробегающая по ее телу дрожь и чуть слышные гортанные звуки усиливали его желание. Он вошел в нее в тот момент, когда, казалось, был готов сгореть от страсти, почувствовал, как она содрогнулась от испуга, а потом их обоих накрыла теплая волна блаженства. Ситара твердо смотрела Уинстону в глаза, обхватив его тело руками и ногами, словно слившись, сплавившись с ним в одно целое. А когда они наконец выпустили друг друга из объятий, их лица, руки и плечи блестели, покрытые мельчайшими бисеринками пота, кожа будто горела изнутри, а снаружи дрожала от ночного холода. И все звуки мира: клокочущий пульс Невилла и биение сердца Ситары, их учащенное дыхание и стрекот кузнечиков в листве – слились в ничем не нарушаемую, оглушительную тишину. Несколько мгновений, растянувшихся в целую вечность, они молчали, а потом Невилл почувствовал на своем локте слезы Ситары. Она взяла его руку и положила на низ своего живота, как раз над темным треугольником между ног.
– Я рожу от тебя сына, я знаю.
6
Любовь нельзя утаить, быть может, в этом и состоит суть этого чувства. Легкий шаг, огонек в глазах – влюбленного обязательно что-нибудь выдаст. Внимательный взгляд сразу замечает окружающую таких людей специфическую ауру. Поэтому, как ни осторожничали Уинстон и Ситара, их отношения недолго оставались тайной.
Из ночи в ночь встречались они во внутреннем дворе «заколдованной» части Сурья-Махала, жаждущие телесной и душевной близости, и никак не могли насытиться друг другом. Они отгоняли прочь любую мысль о времени, которое тем не менее неумолимо текло у них меж пальцев.
