Розмари Роджерс - Это неистовое сердце
Но все было забыто, когда Люкас поцеловал меня. Даже сейчас, когда пишу эти строки, вновь оживают чувства, вырвавшиеся ниоткуда, завладевшие мной, лишившие воли.
Меня и раньше целовали, я знала, как глубоко могут затронуть душу мужские ласки. От поцелуев Тодда перехватывало дыхание, кружилась голова, дрожали ноги. Тодд был человеком, привыкшим получать все, что пожелает, мужчиной, решившим, что хочет меня, и стремившимся показать свою власть.
Но Люкас целовал, словно ненавидел, словно против воли, словно человек, достигший глубин отчаяния, которому некуда деваться.
Я была рядом. Женщина с теплыми губами, намеренно завлекшая его. Люкас знал это, его руки, скользнув по плечам, обвились вокруг моей шеи, словно намеревались стиснуть горло насмерть. Но тут же лицо мое очутилось в его ладонях, пальцы запутались в моих волосах, так что я не смогла увернуться от разъяренных, жестоких поцелуев, даже если хотела бы.
Но тут я поняла, что не хочу убегать, не хочу скрываться, и это открытие было таким пугающим, что я чувствовала только: никогда, никогда не испытывала ничего подобного, словно сам демон завладел мной.
Я застонала под градом поцелуев, забыла о боли в руке, о повязке, наложенной Люкасом, – пальцы рвали пуговицы его рубашки, пока не обнаружили теплую мускулистую грудь. Я хотела его, и это ужасающее чувство преследовало меня – невозможно было испытывать подобное к мужчине!
Не знаю, какой дьявол поймал нас в сети, но Люк испытывал то же самое! Тяжелое тело придавило меня к кровати, жар, исходивший от него, опалил меня. Губы коснулись глаз, прикрыв веки, потом мочек ушей. Шепот звучал в ушах проклятием:
– Ведьма! Колдунья!
Но я ощущала себя так, словно околдована сама, и тут его губы завладели моими и все мысли куда-то улетучились.
Глава 24
Именно Люкас оказался сильнее дьявола, бродившего в крови Дэнджерфилдов и заставлявшего меня забыть обо всем, кроме сотрясающей тело лихорадки.
После того как он резко отпрянул, оставив меня, задыхающуюся, потрясенную внезапным возвращением к реальности, через открытое окно послышался веселый, беззаботный смех Илэны. Она разговаривала с кем-то, хотя слов я почти не разбирала – в ушах громом отдавалось собственное хриплое дыхание, а сердце сжимал горький злой стыд.
Люкас смотрел на меня, но выражение глаз было трудно понять – он стоял спиной к окну, откуда струился яркий солнечный свет. Я представляла, как выгляжу сейчас – губы распухли и болят от безумных поцелуев, волосы спутаны, блузка сползла с плеч, словно у женщины, опьяненной желанием… и ненавидела себя за это, а еще больше ненавидела его.
– Ровена… – странным, почти извиняющимся голосом пробормотал он, но к этому времени я была слишком, даже слишком унижена, чтобы понять это.
– Ну? Видишь, как легко найти утешение в женских поцелуях? Заставила я тебя забыть ее хоть на мгновение? – выдавила я и тут же заметила, как сжались губы Люка, поняла, что снова рассердила его, и обрадовалась этому. Может, хоть теперь он распознает, как постыдно я предала себя. Слабость. Желание.
– Тебе и вправду нравится играть с людьми? – презрительно бросил Люкас. – Где ты научилась всем трюкам записных шлюх? От Шеннона или его бостонского племянничка? И что пытаешься доказать?
Мое лицо горело, тело было охвачено жаром, руки тряслись. Но я выдавила улыбку:
– Зачем злишься? Я только пытаюсь помочь тебе – заставить понять, что одна женщина ничем не хуже другой… в определенном месте при определенных обстоятельствах. Можешь жениться на Луз и сделать ее счастливой.
– Боже всемогущий! – взорвался он, потемнев лицом от сдерживаемого гнева. – Что ты за человек? Так холодна внешне и такая теплая в моих объятиях!
– Почему тебя удивляет, что женщина может быть столь же хитрой и расчетливой, как мужчина? Почему вас всегда поражает, что женщина может играть в мужские игры и брать при этом верх?!
– Не играл я ни в какие игры, черт бы тебя взял!
Растерянность и раздражение в его голосе на мгновение потрясли меня, но показывать это было нельзя…
– Но во что ты тогда играешь? Знаю, ты хотел меня, Люкас, но что еще? Влюбился в меня? Хочешь жениться и взять в свои руки контроль над моим состоянием? Сможешь так легко забыть Илэну?
Он явно успокоился. Наверное, я все-таки выдала себя.
– Нет. Ее я забыть не могу. Неужели не видишь? Илэна – часть моей души и всегда ею останется, пока жив. Но я способен желать другую и хочу тебя. Не твоих проклятых денег, не половину ранчо! Понятно? Господи, что тебе от меня нужно?
– Ничего! – бросила я в него, как камнем. Нужно было причинить Люкасу боль, чтобы как-то защитить себя. – Что мне делать с собственностью другой женщины? Чужих остатков мне не надо, Люкас Корд!
– Ты, наверное, не понимаешь, что это значит – любить! Такие, как ты, дают человеку ровно столько, чтобы он приползал снова и снова, на коленях молил о новой милости, и это будет продолжаться до тех пор, пока беднягу не используют и не выбросят как ненужную тряпку!
– А Илэна другая?
– Илэна – настоящая женщина! Она знает, что такое страдание! И не похожа на тебя, не пытается играть на чужих чувствах!
– Как ты слеп!
– Не желаю больше ничего слышать, – жестко, холодно заявил Люкас. – Слушай, что я скажу, и слушай хорошенько! От тебя с самого начала не было ничего, кроме неприятностей, и предупреждаю: прекрати вмешиваться в чужие дела! У тебя достаточно времени, чтобы выбрать! Выходи за Рамона и уезжай или становись второй женой Хулио!
– А себя нарочно не упоминаешь? Или сохраняешь напоследок?
– Вот именно! Если останешься, обещаю, сделаю то, что должен сделать уже давно. Взять тебя. Но не жди никаких обещаний жениться! Нет еще бабы, от которой я не устал бы… после того как спал с ней! А когда надоешь, дам знать Шеннону и заставлю заплатить выкуп за твое возвращение! И отдам ему… может, немного поношенную, но еще пригодную для употребления.
Стук захлопнувшейся двери громом отдался в ушах. Но у меня было время взять себя в руки до того, как вошел Рамон, бледный от гнева.
– Ровена! Если бы ты знала, как я волновался! Но мать сказала, ты хочешь поговорить с Люкасом, и я…
Рамон нервно зашагал по комнате. Я еще никогда не видела его в таком состоянии.
– Не знал, что и думать! Ровена, я должен знать. Вы ведь чувствуете, как я отношусь к вам… Вы мне небезразличны… больше, я люблю вас! И молчу только из-за обстоятельств, приведших вас сюда! Не хочу, чтобы вы думали… О Боже, сам не знаю, что говорю. Я хотел все рассказать, когда придет время, когда вы будете готовы выслушать. Но сейчас… как я могу быть откровенным? Что он вам сделал? Если хоть пальцем коснулся, клянусь, убью его, не посмотрю, что это мой брат!