Мэри Патни - Совсем не респектабелен
Сознание возвращалось к Керкленду медленно. Первое, что он увидел, был потолок. Ничего особенного в нем не было — потолок как потолок. Потом ему вздумалось повернуть голову. Сделать это оказалось чертовски трудно.
Он поморгал глазами, пытаясь сфокусировать зрение на окружающей обстановке, и понял, что находится в доме Маккензи. В гостевой комнате, где он несколько раз останавливался прежде. Но почему?
— Так, значит, вы решили присоединиться к живым, — услышал он. Прохладная рука опустилась на его лоб. — Жар наконец прекратился. Если вы голодный и если попросите как следует, то я, возможно, найду для вас немного куриного бульона.
— Кэсси? — Он взглянул на нее. Под глазами у нее были темные круги. Он смутно припомнил, как метался в постели, как его заставляли пить горький чай, как сбрасывал одеяла, когда начинался жар. — Сколько времени я находился без сознания?
— Три дня. Приступ болотной лихорадки. Очевидна, вы пришли поздно ночью в дом Маккензи, и у вас начался приступ. Его слуги нашли вас здесь в бессознательном состоянии только на следующее утро.
— Три дня! — Он попробовал сесть, но ничего не получилось.
— Веди себя как следует, Джеймс, — строго сказала она. — Ты чуть было не отправился к праотцам, потому что очень плохо заботишься о себе. Ты не встанешь с этой постели, пока не восстановятся силы.
Он даже не подозревал, что она знает его имя.
— Буду вести себя хорошо, — послушно согласился он.
Она усмехнулась:
— Это только потому, что ты слишком слаб и не сможешь далеко уйти.
— Это ты все время поглаживала мой пылающий лоб?
— Мы делали это по очереди с твоим слугой, и Кири приходила несколько раз. Кстати, она принесла иезуитскую кору, без нее тебя, возможно, до сих пор трепала бы лихорадка. А самое главное, нам всем можно доверить твои секреты, Некоторые из них весьма интересны, Керкленд.
Он застонал, не зная, что именно рассказал в бреду.
— Ты, конечно, будешь хранить тайну в обмен на ежегодную ренту, которая обеспечит тебе безбедное существование на всю оставшуюся жизнь. — Он тут же пожалел, что сказал это: всякий раз, отправляясь во Францию, она не была уверена, что вернется.
Но Кэсси лишь улыбнулась.
Слишком утомленный, чтобы продолжать дружеское подтрунивание, он спросил:
— А как насчет заговора? И открытия сессии парламента?
— Пока никаких убийств, — сказала она успокаивающим тоном. — И даже никаких попыток: Роб Кармайкл регулярно координирует информацию из твоего кабинета. Может быть, эти злодеи отказались от своей затеи?
— Нет. — Керкленд был в этом уверен. Ему подсказывало это шестое чувство, которое развилось у него за долгие годы работы, — Дамоклов меч все еще висит и ждет своего часа.
— Именно этого я и боюсь, — сказала Кэсси, у которой тоже была отлично развита интуиция. — Это как моток пряжи. Пока не найдешь конец, моток не размотаешь.
Он закрыл глаза, понимая, что она права. Какая-то мысль копошилась на задворках сознания и не давала ему покоя. В ту ночь, когда он пришел сюда, до того, как его свалила с ног лихорадка… Он принялся копаться в своей памяти: письма для Маккензи… Он просматривал их в его кабинете… Одно привлекло внимание. От контрабандиста в Кенте… Судя по всему, что-то серьезное.
— Я возьму почту и сегодня же отнесу ее Маку, — сказала Кэсси и улыбнулась: — Будь он жив, он был бы уже здесь. А ты теперь отдыхай.
Кэсси в тот вечер пришла усталая, но спокойная.
— Керкленду лучше? — спросил Мак.
— Его уже не лихорадит, и сознание к нему вернулось, но он слаб, словно новорожденный котенок.
— После лихорадки так и бывает, — заметила Кири, — но по крайней мере самое страшное позади.
Мак усилием воли заставил свой взгляд вернуться к Кэсси, потому что у него появилась отвратительная привычка смотреть не отрываясь на Кири. Последние три ночи они провели вместе, и чем больше он был с ней, тем сильнее она его влекла.
— Это благодаря твоей иезуитской коре, — сказала Кэсси. — Мак, я принесла несколько писем, которые пришли на адрес твоего дома. Керкленд как раз собирался взять их, когда его скрутила лихорадка. Придя в себя, он прежде всего сказал, что тебе пришло письмо от твоего контрабандиста из Кента, которое ты обязательно должен прочитать. — Она достала пачку писем и передала ему.
Мак взял письма и начал их просматривать.
Он сразу же нашел нужное письмо, прочел его и сказал:
— Хаук, капитан контрабандистов, беспокоится о чем-то или о ком-то, прибывшем из Франции. Он хочет, чтобы я приехал в Кент и встретился с ним в их тайном логове завтра в полночь. Конкретно место встречи Хаук не называет: знает, что я пойму.
Кири наморщила лоб.
— Не странно ли, что он написал тебе? Он что, не знал о твоей смерти? — удивилась Кири.
— Сильно сомневаюсь, что он регулярно читает лондонские газеты, но даже если он прочел некролог, то наверняка решил, что «Маккензи» — мое вымышленное имя, тем более что оно шотландское, а я англичанин, — сказал Мак. — Контрабанда — его семейный бизнес, но он преданный своей стране англичанин. Если он узнал что-нибудь такое, о чем, по его мнению, следует сообщить властям, то я, вероятно, единственный знакомый ему человек, к которому он может обратиться.
— У контрабандистов, я думаю, должна существовать какая-то связь с заговорщиками. Об этом говорят и нож, который я выхватила у контрабандиста, и бумага, от которой пахнет одеколоном «Алехандро». Церемония открытия парламентской сессии совсем близко. Не мог бы ты съездить туда, поговорить с Хауком и побыстрее вернуться? — спросила Кири.
— Конечно, задерживаться там я не стану. Но здесь остаются Кармайкл и Керкленд. Они лучше меня сумеют организовать защиту членов королевской семьи. Ну а общение с контрабандистами и прочими темными элементами — это моя специальность.
— А если Керкленд еще не встанет с постели?
— Я вернусь вовремя, — сказал Мак, помедлив.
— Я должна поехать с тобой, — заявила Кири. — Ты говорил, что я могла бы попытаться опознать главаря похитителей.
Мак покачал головой:
— Обстоятельства изменились. На этот раз я еду, только чтобы встретиться с Хауком. Если я появлюсь не один, Хаук, возможно, не захочет разговаривать.
Она с озабоченным видом закусила губу.
— Мне кажется, тебе небезопасно ехать туда одному.
— Все, чем мы занимаемся, небезопасно, но я в течение нескольких лет вел дела с Хауком. Если он чем-то встревожен, мне нужно поговорить с ним.
Больше Кири не говорила на эту тему.
«Интересно, — подумал Мак, — ее дурные предчувствия объясняются тем, что мы стали любовниками?» Естественно, ему не хотелось оставлять ее одну, но он едет ненадолго. Нельзя пренебречь тем, что у Хаука, возможно, имеется полезная информация. Сейчас она так необходима.
