Джоанна Линдсей - Зимние костры
— Я думала, ты придешь пожелать удачи своему викингу, — весело заметила она. — Он искал тебя.
— Если хотел добрых пожеланий, мог бы разбудить меня, — нехотя пробормотала Бренна.
— Что-то не так, девочка? Ты не очень хорошо выглядишь.
— Просто устала. Почти не спала. В конюшне так холодно.
Линнет сочувственно покачала головой:
— В моей комнате никого нет. Можешь прилечь там, если хочешь. Мужчины не вернутся до полудня.
— Нет, тетя. Я лучше поеду домой. Не имею никакого желания видеть сегодня Гаррика.
— Но празднество…
— Может продолжаться и без меня. У меня нет причин радоваться и возносить благодарность богам.
— Что случилось, Бренна? Вчера, когда мм разговаривали, ты выглядела такой счастливой!
— Вчера еще я была настоящей дурой.
— Это из-за Гаррика? Я… мы ошиблись, и он совсем безразличен к тебе?
— Нет, тетя, не безразличен… но, как выяснилось, этого недостаточно, — вздохнула Бренна и направилась к конюшне. — Совсем недостаточно.
— Бренна, подожди, — окликнула Линнет. — Он спросит о тебе. Что я скажу?
— Правду, — на ходу пожала плечами Бренна. — Я уехала домой и не собираюсь возвращаться. Увижусь с ним, когда вдоволь повеселится.
Отсюда до дома Гаррика было совсем недалеко, но Бренне путешествие казалось бесконечным. Она предоставила Уиллоу самой выбирать дорогу и ехала, не глядя по сторонам, мучительно перебирая в памяти подробности вчерашнего разговора и равнодушно-жестокие слова Гаррика.
Оказавшись в конюшне, Бренна не встретила Эрина. Какая удача! Теперь не придется объяснять, почему она приехала без Гаррика. В доме тоже никого не было, и стоял такой же холод, как на улице, если еще не хуже. Бренна даже не стала разжигать костры внизу, а сразу поднялась к себе и уселась на кровать, тупо разглядывая трещину в полу.
Наконец гнев взял верх над апатией, и стал медленно разгораться, ища выхода. Вскоре она была уже вне себя от ярости, подогретой душевными муками. Поскольку Гаррика не было рядом, она решила сорвать злость на его дарах, швырнув, золотые браслеты в стену. Они лишь упали на пол, жалобно зазвенев. Разочарованная, Бренна не поленилась развести огонь и бросила украшения туда, но золото плавилось слишком медленно, что ничуть не удовлетворило жажду мести. Поэтому Бренна разорвала в клочья платье, и скоро обрывки алого бархата усеяли пол.
Словно только сейчас осознав, что натворила, Бренна отвернулась, чувствуя, как горячие слезы жгут глаза.
— Слишком большая роскошь для рабыни! Рабы не должны иметь ничего подобного! — крикнула она.
Однако очень скоро раскаяние и угрызения совести начали мучить ее. «Элоиза расстроится», — подумала Бренна, вспомнив о доброй женщине, согласившейся сшить ей этот наряд, и слезы потекли ручьем.
— Посмотри, что я из-за тебя наделала, Гаррик! Это твоя вина, и никого другого, — совсем по-детски пролепетала девушка и бросилась на постель. — Будь ты проклят, викинг! Мне никогда еще не было так больно!
Сон пришел неожиданно и не покидал Бренну почти весь день. Только какой-то шорох у двери комнаты разбудил ее. Девушка тут же выкарабкалась из-под одеял, не желая, чтобы ее застали в таком виде, но, прежде чем успела прикрыть наготу, дверь с шумом распахнулась, и с искаженным от бешенства лицом в комнату ворвался Гаррик.
— Я не давал тебе разрешения вернуться сюда, госпожа!
— Кому, как не мне, знать об этом!
— Однако ты все же поступила так, как захотела! — завопил Гаррик, прежде чем увидел испорченное платье.
При виде того, как она обошлась с его подарками, ярость разгорелась с новой силой. Одним рывком он сдернул Бренну с постели:
— Я пришел сюда, чтобы потащить тебя на праздник силком, если понадобится, но ты сумела перехитрить меня.
Щеки девушки вспыхнули, и, хотя Гаррик сжимал ее мертвой хваткой, Бренна не пыталась вырваться.
— Вряд ли твоему отцу понравится присутствие на пиру рабыни в грубом домотканом платье, так ведь, викинг? — издевательски осведомилась она, чтобы скрыть собственное унижение.
— Верно, — холодно бросил Гаррик, — и поскольку ты предпочитаешь одежду рабыни, отныне это все, что у тебя будет, девушка. От меня ты не получишь никаких даров!
— Я ничего и не просила!
Гаррик занес руку словно для удара, но вместо этого с силой оттолкнул Бренну, так, что она упала на кровать.
— Можешь оставаться в доме, раз уж тебе так нравится. Я найду другую, более покладистую, чтобы развлекала меня на пиру!
Слова жалили больнее пчелиных укусов.
— Думаешь мне не все равно? — крикнула Бренна прерывающимся голосом, боясь, что Гаррик по ее взгляду распознает ложь.
— Какое это имеет значение, все равно или нет? — бросил он, ранив девушку еще глубже. — Кроме того, с этой минуты ты будешь исполнять все мои желания, девушка, до сих пор я был слишком мягок с тобой.
— И что же ты сделаешь, викинг? — беспечно тряхнув головой, спросила девушка. — Возьмешь мою жизнь так же беззаботно и бездумно, как взял любовь?!
Гаррик долго, неумолимо смотрел на нее. Взгляд его скользил по изящным округлостям, упругим вздымающимся грудям, пока не остановился на этом гордом, прекрасном лице, в котором отражались вызов, отважный дух и несгибаемое упорство. Эта девушка, всегда такое буйное, неукротимое создание, сейчас, однако, казалась почему-то странно уязвимой.
— Нет, я не заберу твою жизнь, Бренна, — хрипло пробормотал он наконец, теряя голову при виде этого ослепительного тела. — Я возьму твою любовь… снова… сейчас!
И, прежде чем девушка успела оттолкнуть его, Гаррик упал на нее.
Бренна была потрясена и возмущена этим грубым нападением. Она не ожидала, что Гаррик способен на подобное, и, слишком разъяренная, чтобы думать о наслаждении, начала бешено сопротивляться, раздирая ногтями его обнаженные плечи и спину, пока кровь не закапала на постель. Но Гаррик не отстранился, не сделал попытки схватить Бренну за руки, продолжая толчками врываться в ее тело, пока не излил дар жизни и не обмяк, совершенно обессиленный.
Когда он встал с маленькой постели и начал возиться с завязками штанов. Бренна задрожала, задыхаясь от гнева. Животное! Он взял ее, стремясь удовлетворить лишь собственную похоть! Она никогда не простит ему этого!
— Помни мое предупреждение, Бренна, — процедил он, направляясь к двери. — Не смей покидать этот дом.
Даже сейчас Гаррик утверждал свою власть над ней, напоминая, что она принадлежит ему и может делать только то, что позволено хозяином. Ее любовь ему не нужна… не нужна… страсть, животная страсть — вот что он испытывает к ней, и ничего больше…
— Ты слышала меня, госпожа? Бренна обожгла его злым взглядом потемневших, словно угли, глаз:
