Розалинда Лейкер - Сахарный павильон
Девушка купила на ужин немного продуктов, в том числе и горячий пирог, однако маркиз почти ничего не съел. Последнее время Софи беспокоила нараставшая с каждым днем физическая немощь старика, и она поклялась, что завтра, когда они уже будут в Англии, она обязательно подыщет для маркиза достойное пристанище, где он сможет восстановить свои силы.
Лишь только стали сгущаться сумерки, Софи отвязала мерина и повела на луг, спускавшийся к ручью. Конь сослужил им добрую службу, однако окончательно выбился из сил. Зная, что с животным придется расстаться, Софи купила в поселке несколько кусочков сахару, и теперь разрешила Антуану напоследок угостить несчастное животное. Затем она похлопала мерина на прощание по холке, надеясь, что он испустит свое последнее дыхание именно на этом милом лужке. Антуан плакал, расставаясь с конем, куда больше, чем когда у них отобрали Бижу.
Когда беглецы вышли на продуваемую ветрами приморскую улочку, группа эмигрантов была уже в сборе. Гастон направил их по высеченным в скале ступеням к месту, где их уже ожидала покачивающаяся на волнах шхуна Жака.
Софи крайне удивилась, заметив в тусклом мерцании фонарей, что многие из желавших отправиться в Англию – как мужчины, так и женщины – были шикарно одеты и даже не смыли с лица косметику. Люди эти были крайне возмущены тем, что им самостоятельно придется переносить на баркас свои пожитки. Куда более разумные эмигранты были одеты просто и не высказывали даже малейшего неудовольствия, радуясь, что им в конце концов удалось убраться из этой богом проклятой страны. Среди них была девушка, примерно одного возраста с Софи. Она так нервничала, что Гастону даже пришлось вести ее по каменным ступеням за руку, потому что силы, казалось, вот-вот оставят ее. Когда до Софи дошла очередь доплачивать бесстрашным мореходам, она добавила от себя еще один золотой, попросив Гастона отнести престарелого маркиза в лодку на руках, что он и не замедлил сделать, подняв старика, Как пушинку. Взяв Антуана на руки, Софи последовала за ним.
Сын графини оказался единственным ребенком на шхуне. Софи укутала мальчика своим плащом, прижала к себе, и через пару минут он уже мирно посапывал у нее на коленях, даже не вздрогнув от хлопка расправляющегося на ветру паруса. Маркиз притулился слева от Софи и бормотал себе под нос что-то невразумительное. Справа от Софи на битком набитой людьми шхуне, находилась та самая девушка, которая сильно нервничала на берегу. Опустив на лицо капюшон, она явно не была настроена вступать в беседу с кем-либо из окружавших ее людей. Как только берег стел отдаляться, многие из женщин заплакали. Мужчины печально понурили головы. Позади оставалась не только родина – все пассажиры баркаса, за исключением Софи, вдобавок навсегда расставались и с привилегированным образом жизни. Тускло мерцавшие огоньки рыбацкого поселка тонули в тумане, корма шхуны то поднималась, то опускалась на крутых гребнях волн. Вскоре после отправления к мукам расставания с родиной прибавились страдания, связанные с морской болезнью, и многих из сидевших на шхуне прошиб холодный пот. Софи почувствовала, как тело ее нервной соседки стали сотрясать конвульсии.
– Не надо бояться, – пыталась она успокаивать насмерть перепуганную девушку. – Слава Богу, нам удалось благополучно, вырваться из разоренной революцией Франции. А что до моря, так этим рыбакам по плечу совладать и не с такими бурями.
Девушка повернула свое заплаканное лицо к Софи. В глазах у нее было отчаяние.
– Как это мило, что вы проявили заботу обо мне, сударыня. Я всегда боялась плавать морем, а теперь поняла, что это куда хуже того, что я предполагала прежде.
– Вам плохо?
– При одной мысли о тех ужасающих безднах в морской пучине под нами душа моя расстается с телом. Я знаю, что это трусость и малодушие, но ничего не могу с собой поделать.
– Вы зря так расстраиваетесь. Ведь есть же люди, которые, например, до смерти боятся пауков. Или, вот, у меня есть подруга, которая падает в обморок при виде лягушки.
Софи разговорилась с незнакомкой, представилась, назвав точные имена Антуана и старого маркиза.
– Генриетта де Бувье, – представилась в свою очередь побледневшая как мел девица. – Так же, как и у вас, у меня не осталось близких родственников во Франции. Я осиротела еще будучи малолетней девочкой и была взята на воспитание в богатое семейство, всех членов которого после революции арестовали и казнили. – Она тяжело вздохнула. – Служанка спрятала меня, а потом забрала к себе домой в деревню. И она, и ее муж поддерживали Республику, но они были против кровавого террора. Они доставили меня на побережье, спрятав в возу с сеном. Я всегда буду в долгу перед ними. Они не взяли с меня ни су, сказав, что деньги мне еще пригодятся на дорогу в Англию. И они были правы… Теперь мой кошелек пуст.
– И чем же вы думаете заняться, когда доберетесь до Англии?
– Поеду в Брайтон. Рыбаки сказали, что местечко это недалеко от той бухты, в которой мы высадимся. Это своего рода курорт, находящийся под личным патронажем принца Уэльского. До революции там отдыхал весь парижский высший свет. Частенько там бывали и мои дядя с тетушкой… Именно в Брайтоне они обосновались, бежав из Франции.
– Уверена, что ваши дядя с тетушкой вам обрадуются.
– Надеюсь. – Однако в тоне Генриетты прозвучало сомнение. – Они всегда были крайне эгоистичны. И я очень сомневаюсь, что они будут вне себя от счастья, когда я приеду к ним без единого су. А чем же намерены заняться в Англии вы, мадемуазель?
– Прежде всего, найду подходящее жилище для мальчика и старика, потом пойду искать работу.
– Работу? – воскликнула чрезвычайно удивленная Генриетта. – И что же вы будете делать?
Софи польщенно хмыкнула.
– Да то же самое, что и всегда с тех пор, как научилась засахаривать лепестки роз, да тереть шоколад на терку. – И она объяснила, как научилась своему ремеслу, подробно описав все последующие злоключения, приведшие ее на борт этого утлого суденышка.
Глаза у Генриетты загорелись.
– Расскажи мне о парижской жизни… Я ведь никогда не была в столице, и, быть может, стану уже старой каргой, когда, в конце концов, там окажусь.
– Наверняка это случится гораздо раньше, – с надеждой сказала Софи. Затем она рассказала Генриетте о том, как достигла мастерства в профессии кондитера, и о том, как отец научил ее нескольким языкам, которыми владел в совершенстве. Он не раз обслуживал иностранные посольства и любил обращаться к своим клиентам на их родном языке.
– Так значит, ты и по-английски говоришь? – полюбопытствовала Генриетта.
– Ну, не без того, – поскромничала Софи.
