Джулия Куин - Подари мне луну
— Роберт? — Виктория резко отпрянула.
— Ш-ш-ш, милая, — произнес он, и желание сделало его голос хриплым. — Я просто хочу дотронуться до тебя. Вот уже несколько недель я ни о чем другом так не мечтаю. — Он накрыл ее грудь ладонью и сжал сквозь тонкую ткань летнего платья.
У Виктории вырвался приглушенный стон удовольствия — она откинулась назад и позволила ему довершить начатое.
Пальцы Роберта дрожали от нетерпения, но все же ему как-то удалось расстегнуть маленькие пуговки и открыть лиф ее платья. Виктория тут же прижала руки к груди, прикрывая свою наготу, но он мягко отвёл их.
— Нет, — прошептал он. — Они прекрасны. Ты прекрасна.
И затем, в подтверждение своих слов, он протянул руку и накрыл ладонью ее грудь. Едва касаясь, Роберт нежно поглаживал сосок, чувствуя, как он набухает, превращаясь в тугой бутон.
— Тебе холодно? — шепнул он. Она кивнула, потом помотала головой, потом снова кивнула, прошептав:
— Не знаю.
— Я тебя согрею. — Он сомкнул пальцы вокруг ее груди, обжигая своим прикосновением, — Я хочу тебя поцеловать, ты позволишь?
У Виктории внезапно пересохло в горле. Он уже целовал ее сотни, если не тысячи раз. Почему вдруг теперь он спрашивает у нее на это позволения?
И тут, когда его язык медленно обвел ее сосок, она догадалась, что он имел в виду.
— О мой Бог! — воскликнула она, толком не понимая, что он делает. — Роберт!
— Я хочу тебя, Тори. — Голос его звучал глухо. — Ты не понимаешь, как я хочу тебя.
— Я д-думаю, нам пора остановиться, — запинаясь, пробормотала она. — Я не могу… Мы не должны… — У нее никак не получалось облечь свои мысли в слова. Зловещая фраза, сказанная отцом, непрерывно стучала в ее мозгу: «Он попользуется тобой, а потом бросит».
Она увидела голову Роберта у своей груди.
— Роберт, нет, не надо!
Роберт прерывисто вздохнул и прикрыл ее грудь половинками лифа. Он попытался застегнуть пуговицы, но пальцы его дрожали.
— Позволь, я сама, — быстро сказала Виктория, отвернувшись так, чтобы он не видел, как щеки ее залила краска стыда. Ее руки тоже тряслись, но ей в конце концов удалось привести себя в порядок.
Роберт видел, как вспыхнуло ее лицо, и его сердце защемило.
— Тори, — мягко позвал он ее.
Она молчала, отвернувшись, и тогда он взял ее за плечи и осторожно повернул к себе лицом.
В глазах ее блестели готовые вот-вот пролиться слезы.
— О Тори, — сказал он, отчаянно борясь с желанием заключить ее в объятия. Он ограничился тем, что ласково коснулся ее щеки. — Пожалуйста, перестань себя казнить.
— Мне не следовало тебе этого позволять. Он улыбнулся.
— Да, возможно, и не следовало. И мне, наверное, тоже не следовало вести себя так. Но я влюблен. Это, конечно, не оправдание, но я ничего не могу с собой поделать.
— Я понимаю, — прошептала она. — Но я не должна была этим наслаждаться.
Услышав это, Роберт так громко расхохотался, что Виктория испугалась, как бы сюда не примчалась Элли — узнать, что случилось.
— Ах Тори, Тори, — еле вымолвил он, задыхаясь от смеха. — Прошу тебя, никогда не извиняйся за то, что тебе нравятся мои ласки,
Виктория попыталась бросить на него грозный взгляд, но выражение ее глаз было слишком нежным. Забыв о притворной суровости, она лукаво заметила:
— Хорошо, но тогда и ты обещай мне то же самое.
Он в мгновение ока притянул ее к себе за руку и крепко обнял. Затем вкрадчиво шепнул на ухо:
— Уж об этом-то, дорогая моя, можешь не беспокоиться.
Виктория негромко рассмеялась, страх и сковывавшее ее напряжение постепенно стали проходить. Она чувствовала себя очень уютно, прильнув к его груди. Он рассеянно играл ее локонами, и она была на седьмом небе.
— Мы скоро поженимся, — неожиданно прошептал он. — Мы скоро поженимся, и тогда ты увидишь, как сильно я тебя люблю,
Виктория вздрогнула. Он говорил, почти касаясь губами ее кожи, и она чувствовала его дыхание на своей шее.
— Мы поженимся, — повторил он. — Как только будет возможно. Но до тех пор я бы не хотел, чтобы ты стыдилась чего-либо в наших отношениях. Мы любим друг друга, а ведь нет ничего прекраснее любви. — Он повернул ее лицом к себе, и глаза их встретились. — Я не знал этого, пока не повстречал тебя. Я… — он запнулся. — У меня были женщины, но до тебя я не испытывал ничего подобного.
Почувствовав его неуверенность, Виктория ласково коснулась его щеки.
— Никто не посмеет упрекнуть нас за то, что мы любим друг друга до свадьбы, — добавил он.
Виктория не совсем поняла, что именно подразумевает он под словом «любим» — плотские или духовные отношения, и потому не нашла ничего другого, как сказать:
— Никто, кроме моего отца.
Роберт нахмурился.
— Что он сказал тебе?
— Он сказал, что я больше не должна с тобой встречаться.
Роберт тихонько выругался и посмотрел на Викторию.
— Почему? — спросил он, и голос его прозвучал чуть более хрипло, чем он ожидал.
Виктория мысленно перебрала в уме возможные варианты ответов и поняла, что лучше всего сказать правду.
— Он утверждает, что ты на мне не женишься.
— Но откуда ему знать? — взорвался Роберт.
Виктория отпрянула от него в испуге.
— Роберт!
— Прости. Я не хотел повышать голос — у меня вырвалось случайно. Но… но как твой отец может знать, что у меня на уме?
Она накрыла его руку ладонью.
— Он и не знает этого. Но он думает, что знает, и, боюсь, только это сейчас имеет для нас значение. Ты граф, а я дочка деревенского священника. Согласись, такой союз был бы весьма необычен.
— Да, необычен, — яростно подхватил он. — Но возможен, Виктория, возможен.
— Для моего отца он именно невозможен, — возразила она. — Он никогда не поверит, что у тебя честные намерения.
— А если я поговорю с ним и попрошу у него твоей руки?
— Пожалуй, это бы его убедило и успокоило. Я говорила ему, что ты собираешься жениться на мне, но он считает все это моими выдумками.
Роберт встал, помог ей подняться и галантно поцеловал руку.
— Итак, решено, завтра я пойду к нему официально просить твоей руки.
— А почему не сегодня? — не без лукавства спросила Виктория.
— Я должен сначала уведомить о своих планах отца, — ответил Роберт. — Я обязан предоставить ему честь первым узнать об этом.
Роберт еще не говорил отцу о существовании Виктории. И дело было вовсе не в том, что маркиз наверняка не одобрил бы его выбор: в свои двадцать четыре года Роберт имел право на самостоятельные решения. Но он прекрасно понимал; отец приложит все усилия, чтобы заставить его «одуматься». Он все уши прожужжал о необходимости выгодного брака, и Роберт сомневался, что отец запрыгает от радости, когда узнает, что сын решил жениться на дочке сельского священника.
