Патриция Грассо - Обольщение ангела
Гордон улыбнулся и приник к ее губам в умопомрачительном поцелуе, который длился целую вечность. Роберта с такой же страстью отвечала ему. Он раздвинул языком ее губы, скользнул внутрь и провел им по нежной внутренности ее рта. Она отвечала ему тем же. Их языки соблазнительно встретились, сначала робко, потом все смелее и смелее, свиваясь в сумасшедшем танце, таком же древнем, как само время.
— Ты чувствуешь словно бы солнечное тепло? — прошептал Гордон.
— Да.
— И я тоже.
Роберта застонала от его признания. От этих слов у нее натянулись какие-то нежные струны в душе, а все ее тело воспламенилось желанием.
Гордон страстно покрывал поцелуями ее виски, ее щеки, подбородок, глаза. Его губы то снова возвращались к ее губам, то ласкали нежный изгиб шеи, то опускались к трепещущим грудям и ниже, к животу и бедрам. Захватив губами один из розовых сосков, он вобрал его, и тут же трепещущий жар между ног вспыхнул в ней с новой силой.
— Дорогая, — прошептал Гордон, когда она застонала под ним. — Раздвинь для меня ноги.
Без колебаний Роберта сделала то, что он сказал, не ожидая уже от него ничего, кроме новых наслаждений.
Гордон слегка привстал между ее бедрами. Она застонала в ожидании новой сладостной муки.
— Взгляни на меня, ангел.
Роберта открыла глаза. В них горело желание.
— Будет только секундочку больно, — пообещал он. — Потерпи.
Одним мощным толчком Гордон вошел в нее, нарушив девственность, и погрузился глубоко внутрь ее дрожащего тела. Роберта вскрикнула от неожиданной боли и вцепилась в него.
Гордон замер, оставаясь совершенно неподвижным, давая ей возможность привыкнуть к этому новому ощущению внутри себя. Потом осторожно начал обольстительные движения, побуждая ее двигаться вместе с ним.
Инстинктивно Роберта обвилась вокруг него ногами и встречала его мощные толчки своими собственными. И вдруг она воспламенилась и взорвалась, словно волны этих безумно сладостных ощущений подхватили ее и унесли в рай.
Только после этого Гордон позволил себе удовлетворить свою собственную долго сдерживаемую потребность. Он застонал, задрожал и излил горячее семя внутрь ее лона.
Несколько долгих мгновений после этого они лежали совершенно неподвижно; их прерывистое дыхание было единственным звуком, нарушавшим тишину. Наконец Гордон перекатился в сторону, увлекая ее за собой, и поцеловал в лоб.
Сияющими глазами Роберта радостно посмотрела на него.
— А ведь ты обещал, что мы будем только трогать друг друга, — сказала она.
— Мы так и сделали, — ласково усмехнулся Гордон. — И снаружи, и внутри.
— Если бы я только знала, что заниматься любовью так приятно, то, вместо того чтобы ехать в Англию к дяде, я бы прискакала к тебе в Инверэри и потребовала, чтобы ты выполнил свой супружеский долг.
— Благодарю за лестную оценку, ангел. — Гордон вытянул из-под них меховое покрывало и набросил его сверху со словами: — А теперь пора спать.
— Я не устала, — возразила Роберта.
— Что ж, давай немного поболтаем. — Гордон обнял ее и чмокнул в щечку. — Жаль, что я не приготовил к нашей брачной ночи подарок для тебя.
— Но ты уже подарил мне это кольцо. — И, не заботясь о том, что выставляет напоказ свой «дьявольский цветок», Роберта вытянула левую руку, чтобы полюбоваться золотым кольцом с огромным изумрудом.
— И все же мне хотелось бы подарить тебе что-то большее, — возразил Гордон. — Ну, чего тебе хочется?
Роберта повернулась на бок, прижавшись кнему. И, лежа нос к носу с ним, проговорила:
— Солнечный свет, цветы и приветливую улыбку.
— Они твои, ангел. Ими владеешь только ты, и никто другой.
— Ты, и никто другой, — прошептала она, смыкая веки.
Гордон поднял к губам ее левую руку и приложился поцелуем к родинке.
— В сентябре я отвезу тебя ко двору, где ты будешь представлена королю, — сказал он. — В Эдинбурге множество магазинов, где продается все, что душе угодно. Там мы и выберем тебе подарок. А когда родится наш первенец…
Но, взглянув на жену, Гордон увидел, что она уже спит. Легчайшим, как дуновение ветерка, поцелуем он коснулся ее черных волос, а потом и сам погрузился в глубокий, без сновидений, сон.
Проснувшись на другое утро, Гордон еще с закрытыми глазами потянулся к середине постели, ища теплое хрупкое тело жены. Но ее там не было. Он открыл один глаз, потом другой. Постель была пуста. Куда же она исчезла?
Тут до него донесся звон посуды с противоположного конца комнаты и, приподняв голову, он увидел ее. Стоя в его белой рубашке перед очагом, Роберта готовила завтрак. Ее черные волосы каскадом падали до самой талии, а сквозь тонкий, почти прозрачный лен рубашки просвечивали соблазнительные очертания ее стана и бедер.
— Я вижу, ты пробуешь свои силы в стряпне, — чуть хриплым со сна голосом пробормотал он. — Вот никогда бы не подумал, что такая благородная леди может возиться с горшками.
Услышав звук его голоса, Роберта обернулась, и губы ее сложились в ласковую улыбку. Тепло, которое излучали ее изумрудные глаза, яснее слов говорило о том, сколько нежности к нему она хранила в своем сердце.
— И что, это будет съедобно, ангел? — шутливо спросил он.
Роберта подняла одну бровь, передразнивая его привычную манеру.
— Еще бы! — заявила она. — И вообще, у меня еще много талантов, о которых ты даже не подозреваешь.
— А я люблю сюрпризы, — ответил Гордон. — Особенно такие, как сегодня ночью. Ты можешь удивлять меня ими в любое время суток.
— Прошлая ночь едва ли была для тебя сюрпризом, — нахмурилась Роберта, но тут же не удержалась и улыбнулась. — Ты все рассчитал заранее своей хитрой кэмпбеловской головой.
— Как ты можешь подумать обо мне такое! — изображая оскорбленную невинность, воскликнул он. И вслед за тем, подмигнув ей, добавил: — Аты носишь мою рубашку, ангел. Она тебе идет.
— Мне нравится ее запах.
— Так моя рубашка пахнет?
— Это ты пахнешь, — сказала Роберта. — Горным вереском.
Это заставило его улыбнуться.
— Иди-ка сюда, — ласково позвал он, хлопнув рукой по подушке. — Продолжим наш разговор здесь.
Роберта взглянула на пресные лепешки на противне, поставленном на огонь, и подняла палец, прося, чтобы он дал ей еще минуту. Потом взяв деревянную лопатку, осторожно сняла лепешки с противня и, переложив их на доску, накрыла льняным полотенцем, чтобы сохранить мягкими и теплыми на все утро.
И лишь после этого быстро юркнула к нему в постель.
— Итак, ангел, с чего это ты поднялась ни свет ни заря? — целуя ее в губы, спросил он.
— Как жена, я обязана накормить тебя завтраком, — ответила она.
