Уинстон Грэхем - Корделия
– А, пустяки. – Корделии стало стыдно.
– Нет, не пустяки. Ты вела себя просто героически. – Он немного помолчал. – Надеюсь, овчинка стоила выделки.
Корделия отложила книгу.
– Через какой-нибудь месяц ты будешь совсем здоров.
– Я и прежде постоянно болел; так будет всегда. Жалко, что мне не удается нормально поспать.
– Сон вернется, когда ты еще немного окрепнешь.
– Мне не удалось пристроить книгу дяди Прайди. Никто не проявил интереса. Все-таки, прежде чем садиться за научный труд, нужно позаботиться о соответствующей подготовке.
– Он так надеялся!
– Мои стихи выйдут в свет в феврале. Я получил письмо.
– Поздравляю. Теперь тебе есть чего ждать, не правда ли?
Брук хмуро уставился в огонь.
– Странно. Одной из главных забот Маргарет была бессонница. Я же в ту нору спал, как убитый. Забавно, да?
– Говорят, она принимала какие-то таблетки?
– Да, снотворное, – он бросил на нее быстрый взгляд. – Значит, ты об этом слышала?
– Во всяком случае, в этом доме, – Корделия не смогла скрыть горечь, – мне никогда ничего не рассказывали.
– Да. Папа решил, что чем меньше об этом знают, тем лучше. Не хотел тебя волновать.
– Чем именно?
– Ну, знаешь, не очень-то приятно для молодой жены войти в дом с таким печальным прошлым. Может, у нас есть свои недостатки, но, согласись, это было тактичным решением.
– Это было только печальное прошлое, Брук?
– Ты имеешь в виду финал истории? Ну, не знаю. Нам не хотелось трубить о своих бедах на всех перекрестках.
– Правда, что дошло до судебного разбирательства?
Брук удивленно посмотрел на жену.
– Да, правда. Накануне ее смерти Роберт как раз дал ей новую коробочку со снотворным. Там было двадцать таблеток, а наутро оказалось всего четыре. Я понятия не имел, куда они делись, даже не знал об этой новой коробочке. Знал, что она иногда принимала дополнительную дозу – ночью, если первая не действовала. Папа тогда находился в Олдхэме, иначе он мигом положил бы конец слухам. Ты ведь знаешь, как это бывает. Стоит возникнуть сплетне, – и пошло-поехало! Всегда находится кто-то, кому выгодно распространять небылицы.
– Какие небылицы?
– Ну, что она покончила с собой.
– Откуда ты знаешь, что это не так?
– Делия, почему тебя это так волнует?
– Расскажи, как удалось остановить следствие.
Брук с минуту занимался заусеницей на пальце правой руки.
– Те таблетки нашлись. На следующий день я обнаружил их в бюро. Она заложила их в какую-то старую коробку. Я сам виноват. Мне следовало догадаться. В последнее время она стала очень мнительной и вечно все прятала. Мы до сих пор не нашли некоторых ее вещей – и, видимо, уже не найдем.
Корделия промолчала.
– Дневник, например, – продолжал Брук. – Ты как-то упоминала о нем. Еще какие-то хозяйственные счета… подаренные мной серьги… Господи, как хорошо, что все это уже позади!
Значит, таблетки отыскались. А мистера Фергюсона в те дни не было дома.
– Решив скрыть это от меня, – не без раздражения произнесла она, – вы не подумали о том, что я все равно узнаю – из других источников?
– Разве до тебя что-то дошло?
– Вы думали, я никогда не повстречаю Дэна Мэссингтона?
– Ах, Дэн, – презрительно молвил Брук. – Да, он просто исходил злобой. Это было видно невооруженным глазом.
– Должно быть, ты знал его лучше меня.
– Конечно. Но не хочешь же ты сказать, что поверила его россказням?
– Я сама не знала, чему верить.
– Почему же ты не пришла и не спросила?
В самом деле – почему? Да, наверное, потому что не любила…
– Я пробовала закинуть удочку, но ты уклонился от ответа.
– Извини, – сказал Брук, - Я уже не помню. Кажется, отец решил тебя оградить. Мне и в голову не приходило, что тебя это тревожило. В сущности, это не имело значения.
Не имело значения. А другой решил, что брак не имеет значения. Неужели никому не хватило воображения, если не совести, чтобы представить ее чувства?
– Дэн Мэссингтон сказал, что Роберт Берч должен отцу крупную сумму денег и поэтому помог замять эту историю.
Брук усмехнулся.
– Делия, Роберт не такой человек. Тебе бы следовало знать. Ведь именно он не умолчал о своих сомнениях, когда увидел, что не хватает таблеток. Правда – когда освободилась эта практика, папа помог ему приобрести ее. Он уже выплатил половину долга. Но уж кому-кому было говорить такое, только не Дэну. Знаешь, сколько папа одолжил ему самому? За пять лет – около шестисот фунтов!
– Но почему?
– Дэн вечно был в долгу как в шелку, а у папы принцип: не оставлять родственников в беде. Он считает, что нужно дать человеку шанс начать жизнь сначала. Он дважды оплачивал долги Дэна, но вряд ли дождался благодарности.
* * *Корделия сидела в спальне перед зеркалом, расчесывая волосы. Брук, как обычно, в восемь часов лег и теперь наблюдал за ней. Это были самые приятные минуты.
Вдруг она положила щетку для волос и расплакалась. Брук растерялся. За всю их совместную жизнь он еще не видел, чтобы она плакала – во всяком случае, так горько.
– Что с тобой? Ты нездорова?
Корделия не ответила, а продолжала сидеть, пряча лицо в ладонях.
– Что с тобой? – повторил Брук. – Ты больна?
Она уронила голову на руки и продолжала рыдать.
Удивление Брука сменилось тревогой. Он сел на кровати и откинул одеяло.
– В чем дело, Делия? Ты можешь что-нибудь сказать? Делия!
Она не ответила. Весь дрожа, Брук с трудом поднялся и направился к ней.
– Ради Бога, что случилось?
– Уходи, Брук, – приглушенным голосом пробормотала она. – Оставь меня в покое.
Но, хотя Брук частенько бывал раздражительным, он умел временами проявлять терпение. Он обнял ее за плечи.
– Скажи мне, родная.
Корделия встала и бросила на него сквозь слезы полувраждебный взгляд. Затем быстро отошла к окну, стараясь заглушить рыдания. Но они прорывались наружу, сотрясая ее тело. Брук, закусив губу, смотрел на жену, уверенный, что это он ее обидел и не зная чем.
Выждав немного, он налил в стакан чуточку бренди и разбавил водой. Корделия немного успокоилась и залпом опорожнила стакан. После чего вернулась на свое место перед зеркалом и снова спрятала лицо в ладонях; белокурые распущенные волосы полностью его скрыли. Брук надел халат и опустился рядом с ней на стул.
– Расскажи, в чем дело.
Молчание. Брук начал сердиться.
– Послушай. Если я тебя обидел, мне очень жаль, но я не могу здесь сидеть всю ночь. Если не хочешь поделиться со мной, почему бы тебе не лечь спать? Наверное, ты переутомилась.
– Нет, это не переутомление, – прошептала она.
