Лиза Клейпас - Искушай меня в сумерках
Гарри потянулся к ней, повернул к себе спиной и перебросил вперед блестящие локоны. Его губы прижались к ее шее, целуя, покусывая, дразня языком, в то время как руки скользили по груди и животу. Одной ладонью он обхватил ее грудь, нежно пощипывая отвердевшие соски, другая рука пробралась между ее бедер.
Поппи немного подалась вверх, едва дыша от ожидания, когда его рука, наконец, доберется до цели. Она инстинктивно шире расставила ноги, как бы предлагая себя, чем заслужила его довольное урчание прямо в шею. Гарри заключил Поппи в объятия, лаская каждый изгиб ее тела, наполняя своими пальцами, пока она не откинулась назад, вжимаясь обнаженными ягодицами в его возбужденный ствол. Он сумел разбудить у Поппи жажду страсти, удовлетворяя ее пробудившуюся чувственность.
– Гарри, – задыхаясь, проговорила Поппи, – я сейчас упаду.
Они медленно опустились на ковер, словно бросая якорь в водовороте охватившей их яростной страсти. Гарри все еще находился у Поппи за спиной. Он бормотал ей прямо в шею, как нуждается в ней, как восхищается ею. Ощущение мужских губ на обнаженной коже, влажный бархат его рта и покалывания небритого подбородка вызвали у Поппи дрожь удовольствия. Гарри проложил дорожку поцелуев вдоль ее позвоночника.
Поппи повернулась, чтобы добраться до его рубашки. С трудом ей удалось расстегнуть четыре пуговицы. Казалось, пальцы отказывались ей повиноваться. Гарри сдерживал себя, лишь его грудь прерывисто поднималась и опускалась, а переменчивые зеленые глаза ни на миг не отрывались от нее. Он снял свой жилет, кожаные подтяжки и стянул через голову рубашку. Его широкий торс пересекали бугры железных мускулов, покрытые шелковистой светлой порослью. Дрожащая рука девушки нежно скользнула по его груди и опустилась к брюкам, пытаясь нащупать застежку.
– Позволь мне, – отрывисто проговорил Гарри.
– Я сама, – настаивала Поппи, решительно настроенная освоить этот урок супружеской жизни. Костяшками пальцев она задевала его живот, твердый, как дерево. Обнаружив скрытую пуговицу, девушка принялась расстегивать ее обеими руками, пока Гарри заставлял себя оставаться неподвижным. Они оба чуть не подпрыгнули, когда ее любопытные пальчики неосторожно задели его восставшую плоть.
Гарри издал сдавленный стон, что-то между рычанием и смехом.
– Поппи!
Он задыхался.
– О, черт, пожалуйста, позволь мне самому...
– Мне было бы гораздо легче, – запротестовала она, в конце концов, расстегивая пуговицу, – если бы твои брюки не были такими тесными.
– Обычно они и не тесные.
Осознав, что он имел в виду, она остановилась и встретилась с ним взглядом, на ее губах появилась робкая, смущенная улыбка. Он обхватил ладонями лицо Поппи, пристально разглядывая с такой страстью, что нежные волоски у основания ее шеи невольно приподнялись.
– Поппи, – устало произнес он, – я думал о тебе каждую минуту во время своей двадцатичасовой поездки. Решал, как мне заставить тебя вернуться. Я все для этого сделаю. Брошу к твоим ногам половину Лондона, если ты захочешь.
– Мне не нужна половина Лондона, – едва слышно произнесла она.
Ее руки обвились вокруг талии мужа. Перед ней был Гарри, которого она прежде не знала: все его защитные барьеры рухнули, он говорил с ней предельно честно.
– Знаю, мне следует попросить у тебя прощение за то, что я встал между тобой и Бэйнингом.
– Следует, – сказала Поппи.
– Но я не могу. Я никогда не буду сожалеть об этом. Потому что, если бы я не вмешался, сейчас бы ты была с ним. А он хотел тебя, не прилагая к этому никаких усилий. Я же готов на все, чтобы обладать тобой. Я хочу тебя не из-за твоей красоты, ума, доброты, очарования, хотя, Бог свидетель, всех этих качеств у тебя в избытке. Я хочу тебя, потому что ты единственная женщина на свете, со взгляда на которую я хотел бы начинать каждый новый день своей жизни.
Поппи уже открыла рот, чтобы ответить, когда Гарри провел большим пальцем по ее нижней губе, умоляя подождать, пока он закончит:
– Ты знаешь, что представляет собой маятник?
Она слегка кивнула.
– Он присутствует в любых часах, обычных или наручных. Он двигается взад-вперед без остановки. Именно маятник издает тиканье и заставляет стрелки часов двигаться вперед, отмечая минуты. Без него часы перестанут работать. Поппи, ты – мой маятник.
Он замолчал, его пальцы неосознанно прошлись по изгибу ее подбородка к уху.
– Я потратил сегодняшний день, обдумывая, за что я могу попросить у тебя прощение и при этом оставаться хотя бы наполовину искренним. И, в конце концов, я нашел, что тебе сказать.
– Что же?- прошептала Поппи.
– Прости, что я не такой муж, о котором ты мечтала.
Потом он резко добавил:
– Но, клянусь жизнью, если ты мне скажешь, в чем нуждаешься, я внимательно тебя выслушаю. И сделаю все, что бы ты ни попросила. Только больше не уходи.
От удивления Поппи широко распахнула глаза. Наверное, большинство женщин сочли бы этот разговор о часовых механизмах совсем не романтичным, но только не она. Она поняла, что Гарри пытался ей объяснить. Возможно, она поняла его лучшего его самого.
– Гарри, – нежно произнесла она, осмелившись ласково коснуться его подбородка, – ну что мне с тобой делать?
– Все, что угодно!
Его пылкий ответ почти заставил ее рассмеяться. Потянувшись вперед, Гарри зарылся лицом в ее шелковистые локоны.
Поппи продолжила ознакомление с пуговицами на его брюках. Ей удалось расстегнуть еще две. Она нежно обхватила его плоть своими дрожащими пальчиками. Гарри зарычал от удовольствия, его руки заскользили по ее спине. Не зная точно, как надо касаться его естества, Поппи нежно обхватывала и осторожно сдавливала его, осторожно проводила кончиками пальцев по всей длине. Ее очаровало сочетание шелковистой гладкости, твердости и скрытой силы, и то, как все его тело задрожало в ответ на ее нежные прикосновения.
Он полностью завладел ртом жены, отгоняя все ненужные мысли. Гарри приподнялся над ней, как хищник, готовый к мощному броску, изголодавшийся по наслаждениям, которые были ей еще плохо знакомы. Как только он прижал ее к ковру, Поппи поняла, что он готов взять ее прямо здесь и сейчас вместо того, чтобы воспользоваться удобствами спальни. Он едва ли осознавал, где они находятся, его взгляд был прикован лишь к Поппи, кровь бросилась ему в лицо, воздух тяжело проходил через легкие, которые раздувались, как кузнечные меха.
Поппи протянула к нему руки, чуть слышно произнося его имя, а Гарри боролся с оставшейся на нем одеждой. Потом он потянулся к ее груди и устроил себе настоящий пир: прикосновения его горячего влажного рта, ласки неутомимого языка... Девушка пыталась удержать его на себе, зацепиться и обрести равновесие в его объятиях. Она нащупала его твердую горячую плоть и попыталась ввести в себя.
