Бертрис Смолл - Рабыня страсти
— Может быть, — подхватила Алима, — ты не позабыл своей Зейнаб… А лучший и испытанный способ избавиться от старой любви — это полюбить вновь, сын. Ты опрометчиво позволил себе отдать сердце той, что принадлежит калифу, и даже если опозоришь семью, вернув данное слово Хатибе-бат-Гуссейн, Зейнаб все равно не станет твоею… — Она завладела руками сына, а глаза ее, синие, как у Карима, печально глядели на него:
— Карим, проснись! Ты должен покориться судьбе!
— Будь проклята такая судьба! — горячо воскликнул он.
Алима много лет не слышала такого отчаяния в голосе сына. Казалось, он ополчился против самих Небес! Сердце Алимы болезненно сжалось… Он и впрямь на удивление схож с дядей Олафом, которого, несмотря на то, что прошло так много лет, она великолепно помнила! Он когда-то любил, а избранницу отдали другому. Олаф так и не стал после этого счастливым… Таковы уж некоторые мужчины — любят лишь раз. В тот страшный день, когда были убиты родители, а она с братишками и сестрами пленена, дядя Олаф был далеко в море… Так и не узнала Длима, обрел ли этот неугомонный викинг счастье… А обретет ли счастье ее сын?..
— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы желаем, — спокойно заговорила она. — Ты дал согласие на этот брак, Карим, и отец дал слово. Хатиба никогда не превратится в Зейнаб, но будет твоей женой. Ты решил это много месяцев назад. Ни отец, ни я тебя не принуждали. Это твое собственное решение. Тебе давно пора было жениться. Возможно, когда ты почувствуешь ответственность за жену и детей, ты перестанешь сам вести себя словно балованное дитя, Карим. А теперь оставь меня! Ты заставил меня разгневаться, и мне необходимо взять себя в руки прежде, чем меня увидит Хабиб, иначе он тотчас же поймет, что ты совсем не тот, кем он тебя считал!
Поднявшись, он покрыл поцелуями руки матери и тотчас же удалился. Горько улыбался он, уходя… Да, она совершенно справедливо отругала его! Он не помнил, чтобы прежде она так гневалась. Мать всю жизнь была самым яростным его защитником с самого раннего детства, но и суровейшим критиком. Он чувствовал, что она любит его сильнее, чем остальных своих детей, хотя Алима никогда бы в этом не созналась. И на этот раз мать совершенно права! Вне всяких сомнений! Он горько сожалел о себе самом, ни секунды не подумав о девушке, назначенной ему в жены… Она ведь готовится к свадьбе, питая надежды, подобно всем своим ровесницам, на семейное счастье, на везение, на милость Аллаха… Она волнуется, переживает, — она даже, наверняка, трепещет от страха! И его мужской долг — успокоить ее, утешить, приветить, полюбить… Полно, да сможет ли он полюбить ее? А может, мать права, и он ведет себя подобно избалованному ребенку?
Карим направился навестить сестренку Инигу, которая носила уже под сердцем своего первенца. Юная женщина вся светилась — такого безмятежного счастья он никогда прежде не видел на ее милом лице. Что случилось с его дорогой девочкой, с той Инигой, которую он помнил? Он почти не признал сестру в этой кроткой и женственной красавице.
— Ты опечален. Карим, — в голосе сестры звучали материнские интонации. — Твое сердце оплакивает Зейнаб, правда? — Нежные пальчики коснулись его щеки. И вдруг Карим чуть было не разрыдался. С превеликим трудом сдержавшись, он кивнул:
— Но у меня есть обязательство перед Хатибою-бат-Гуссейн. Дабы не запятнать честь семьи, я обязан выполнить обещание, но что, если мне так и не удастся полюбить ее, сестренка?
— Может, ты не полюбишь… — честно отвечала Инига, — но мой брат, которого я так люблю и кем всегда восхищаюсь, станет добрым мужем. Карим… Ежели тебе не суждено полюбить Хатибу, ты будешь нежен и добр с нею. Она никогда не будет чувствовать, что ею пренебрегают. Ну не думаешь же ты в самом деле, что Джафар и Айюб любят всех своих жен! Браки для того и заключаются, чтобы появлялись дети, а еще — чтобы укреплять связи между знатными семьями. Какой ты неисправимый романтик, Карим!
— А Ахмед любит тебя? — требовательно спросил он.
— Думаю, что любит, но ведь нам с ним на редкость повезло. Но это вовсе не значит, что в будущем он не полюбит другую женщину и не женится снова, — сказала разумная Инига.
— И отец любит мать… — продолжал гнуть свою линию Карим.
— А вот госпожа Музна ему всего лишь нравилась! На их браке настоял дедушка, Малик-ибн-Айюб, — методично добивала его Инига.
— Иными словами, — усмехнулся он, — брак — всего лишь дело случая. Кому-то везет, кому-то нет…
Инига заулыбалась:
— Вот именно, Карим! Но брак похож еще и на плавание по морю. Никогда ведь не знаешь, что тебя ждет… Если Хатиба окажется хорошенькой и добронравной, то плавание будет приятным, а море — тихим…
— Ну, а если у нее лицо точь-в-точь как у кобылицы из конюшен ее отца, да к тому же верблюжий норов, то корабль разобьется в щепки! — Карим хмыкнул. — Да, утешила ты меня, сестренка, нечего сказать…
— Мама говорит, что Хатиба очень хорошенькая. Она же виделась с нею, когда сопровождала отца в гости к Гуссейну-ибн-Гуссейну в горы. Они же вместе договаривались о свадьбе! У невесты черные косы — и при этом светлые глаза…
— Матери не лучшие судьи сыновним невестам, малышка…
— Ну так, может, я шепну тебе словечко после «омовения невесты»? — хитренько прищурилась Инига. — Правда, тебе не станет легче, если у нее и вправду лошадиное лицо и нрав строптивой верблюдицы…
— Но ты даешь мне надежду, сестра! — И оба расхохотались. Но Карим все же переспросил:
— Так ты мне расскажешь о ней?
— Конечно! — пообещала хохочущая Инига. Ну, допустим, эта Хатиба и впрямь милашка… И что с того? Возможно, это несколько облегчит ему семейную жизнь, но не значит же это, что он ее полюбит? Бедняжка… Уж кто-кто, а она ни в чем не повинна. Она не виновата в том, что сердце его принадлежит Зейнаб. Может, именно это ему и надо: заполучить в жены неопытную и непорочную деву, которая станет считать его венцом творения лишь потому, что ей не с чем сравнивать? Забрезжил луч надежды… Ведь если Хатиба не знала любви, то вряд ли будет страдать от того, что он ее не любит.
Карим болезненно поморщился: думать так было бесчестно, а Карим-аль-Малика ставил честь превыше всего…Но как стереть ему из своего сердца неизгладимую Печаль? Как позабыть золотые косы, аквамариновые очи и тело, делающее сильного мужа слабее дитяти? Немыслимо. Невозможно. Но Хатиба не должна страдать оттого, что он слаб душою…
Обряд «омовения невесты» совершили за день до бракосочетания. Женщины из обеих семей и несколько подружек невесты, приехавших с нею в город, собрались вместе, чтобы сообща выкупаться, умастить себя благовониями и поболтать… Это призвано было успокоить нервничающую невесту, убедить ее, что она среди тех, кто любит ее и всегда будет любить. Из бани Инига прямиком направилась в апартаменты брата: накануне свадьбы жених перебрался со своей виллы в отчий дом.
