Бертрис Смолл - Рабыня страсти
Прощай… — беззвучно шептали его губы. — Аллах да пребудет с тобою…»
***
С трюмами, переполненными товаром, «И-Тимад»и «Инига» отчалили от берегов Кордовы. По пути они посетили несколько портов на бретонском и норманнском побережье, распродав там часть груза, а затем пересекли море, отделяющее Европу от Англии, где изысканные восточные товары вызвали всеобщий восторг. Ну а потом оба судна направились в Эйре, вошли в устье Лиффи и причалили к берегу. Была ранняя весна. Моросил дождь…
Донал Рай самолично взошел на борт «И-Тимад», дабы засвидетельствовать почтение капитану:
— Приветствую тебя, славный Карим-аль-Малика! Не томи меня ожиданием, мой молодой друг! Мое старое сердце этого не вынесет… Ну, как калиф? Он доволен?
— У тебя нет сердца, Донал Рай, — отвечал Карим. — Лишь бессердечный истукан мог бросить этот нежный юный цветок в ледяные объятия калифа! Что же до того, что так томит тебя и волнует, скажу: Абд-аль-Рахман весьма доволен твоими дарами, особенно же Рабыней Страсти по имени Зейнаб. За одну ночь девушка сумела завоевать его сердце — в этом он лично меня уверил. Сказал также, что теперь он в долгу у тебя, Донал Рай. Ты удовлетворен? Можешь торжествовать! Я сделал из Зейнаб совершенное орудие для утоления страсти. Абд-аль-Рахман будет вне себя от восторга!
— Если все, что ты говоришь, правда, то я обязан тебе много большим, нежели предполагал, Карим-аль-Малика! — Донал Рай был восхищен.
От слуха Донала Рая не ускользнули горькие нотки в голосе молодого человека, но он сделал вид, что ничего не заметил. «…Наверняка Карим-аль-Малика влюбился в Зейнаб. Да и могло ли быть иначе? Будь я моложе, я сам не избежал бы чар этой красавицы. Может, даже я и влюбился в нее.., немного. Ведь дева была обворожительна…»
— Так куда же ты теперь направляешься, юный мой друг? — невозмутимо спросил Донал Рай.
— Вот только загрузим трюмы тем, что ты приготовил для нас, — и тотчас же домой, в Алькасабу Малику. Вскоре я должен жениться. Конец плаваниям — ну, может, лишь изредка, для развлечения, стану я выходить в море… — И Карим принялся подробнейшим образом рассказывать о слонах, которых он взял на себя смелость купить вместо ездовых верблюдов, потом в красках описал торжественное шествие огромных животных через парадный Зал Калифата.
— Потрясающее это было зрелище, Донал Рай! Идея принадлежала моему старшему брату Айюбу, он надоумил меня купить этих толстокожих гигантов, сам выбирал…
— Превосходно! Восхитительно! — восклицал ирландский торговец. — Ты сделал мне честь, Карим! Мне вовек не рассчитаться с тобою! — Немного помешкав, спросил:
— Так ты женишься? И кто невеста?
— Ее имя Хатиба. Больше я ничего о ней не знаю. Таковы наши обычаи, Донал Рай. Я не увижу ее лица до самой свадьбы — покрывало я подниму лишь в спальне моего дома. Мать, правда, говорит, что она хороша собою, — мне остается лишь полагаться на нее..,. Отец мой вне себя от радости, что я наконец-то решил остепениться и подарить ему новый выводок внучат. Девушка вполне для этого годится. Мне же все равно. Я исполню долг по отношению к семье. К Хатибе же буду относиться с уважением, как к матери моих сыновей… — Лицо его было непроницаемо-равнодушным, словно маска.
В Эйре они пробыли недолго. Карим наотрез отказался посетить дом Донала Рая. Лишнее напоминание о Зейнаб было бы для него невыносимо. Образ ее и так навсегда запечатлен в его сердце. С Аллаэддином-бен-Омаром творилось нечто похожее, ведь он мечтал жениться на маленькой Оме. Зейнаб даже дала девушке разрешение на брак с избранником, ведь она вправе была распорядиться служанкой, как ей заблагорассудится. Ома сама отказала ему…
— Дело не в том, что я.., не люблю тебя, — говорила она Аллаэддину. — Но не могу же я оставить госпожу одну в незнакомой стране! Ведь она спасла меня от ужасной доли и скорой смерти! Я слишком многим ей обязана…
Зейнаб же, со своей стороны, убеждала подружку, что та имеет право на брак, но Ома была непоколебима. Расставаться с Зейнаб она не желала нипочем. И Аллаэддину-бен-Омару пришлось смириться: по законам ислама для брака требуется обоюдное согласие и жениха, и невесты. Кто бы ни был против — делу конец…
«И-Тимад»и «Инига» отчалили от туманных берегов Эйре и угодили в самую непогоду. Карим с горечью вспоминал прошлогоднее плавание по спокойной водной глади под лазурными небесами… Когда же они наконец причалили к родному берегу, Карим прежде всего тщательно осмотрел трюмы — не подмок ли груз? — и лишь потом направился в отчий дом. И отец и мать тепло приветствовали его, радуясь, что сын цел и невредим.
— Твоя свадьба назначена в новолуние месяца Рабия, — объявил отец. — Поскольку Гуссейн-ибн-Гуссейн — житель гор, церемония состоится здесь, в Алькасабе Малике, в нашем доме. Отсюда ты и повезешь жену домой.
— И, разумеется, мы во всем будем держаться традиций, отец? Я не увижу лица невесты до тех пор, пока она не войдет в спальню, чтобы там отдаться мне? Бедняжка! Ведь девушку выдают замуж за незнакомца, да еще и за чужака, увозят из родного дома! Должно ли непременно так быть? Почему бы мне не встретиться с девушкой хотя бы разок — под присмотром обеих наших матерей? — спросил Карим.
— Поезд Гуссейна-ибн-Гуссейна прибудет в город лишь накануне церемонии, — отвечал сыну Хабиб. — Ты можешь насмехаться над обычаями, Карим, но мы подчиняемся им всю жизнь. Так уж заведено, таков порядок! И теперь, когда тебе предстоит стать почтенным женатым мужчиной, не худо бы подумать над жизнью, сынок. Как ты будешь воспитывать детей, если сам станешь попирать вековые традиции? Беззаботная юность миновала. Карим, пришла пора стать мужем и отцом семейства. А отнестись к этому нужно с превеликой серьезностью, — закончил Хабиб.
А позже, оставшись наедине с матерью. Карим сказал:
— Понимаю, почему я пространствовал все эти годы… Боюсь, я пошел не в отца. В моих жилах кипит кровь беспокойных моих предков-северян, мама! — Он с любовью поцеловал ее в щеку.
— Твой дед был почтенным землевладельцем! — возразила мать.
— Но ведь его брат, а твой родной дядя Олаф, ушел ,же в плавание, а? Настоящий викинг! Я же помню, ты рассказывала нам как-то о нем — мне и Джафару, когда мы были малышами, — напомнил ей Карим. — Ты же сама говорила, что ему не сиделось на земле и он выбрал море…
— Но прошло ведь так много лет… — уклончиво заговорила Алима. — Память моя уже не та, что прежде…
— С твоей памятью все в полном порядке, мама! Возможно, я совершаю ошибку, решив жениться. Может, я вовсе не создан для брака!
— Может быть, — подхватила Алима, — ты не позабыл своей Зейнаб… А лучший и испытанный способ избавиться от старой любви — это полюбить вновь, сын. Ты опрометчиво позволил себе отдать сердце той, что принадлежит калифу, и даже если опозоришь семью, вернув данное слово Хатибе-бат-Гуссейн, Зейнаб все равно не станет твоею… — Она завладела руками сына, а глаза ее, синие, как у Карима, печально глядели на него:
