Селеста Брэдли - Повеса в моих объятиях
Она сжала его руку, но ничего не ответила.
Колин продолжал:
— После смерти отца я решил, что родовое поместье мне не нужно. Я предпочел веселую жизнь в Лондоне. Обо всем позаботился бы управляющий, но я подумал, что с делами отца лучше разобраться самому. Я собрал все его бумаги и изучил их. Я думал, что могу сложить их и переправить ученым в Бат, с которыми сотрудничал мой отец. В конце концов, они хотя бы знали, что со всем этим делать. Я уже почти сделал это, как случайно мне в руки попали листки, которые привлекли мое внимание. Отец, почерк которого всегда был таким аккуратным, писал так, словно руку его свело судорогой или он куда-то сильно спешил…
Я начал читать, и чувство было такое, что я слышу его голос своими ушами. Я вдруг ясно осознал, что он никогда больше не откроет эту дверь, не сядет за стол с остывшей трубкой в руках, захваченный мыслями, которые заставляли его забывать о табаке, еде, а иногда и о сне. Я понял, что он уже никогда не посмотрит на меня, как он обычно делал это, разочарованно и загадочно. В руках я держал часть его. Он мог умереть и покинуть меня, но в этой странице все еще жила его частичка. Я остался в его кабинете на месяц, перечитывая каждое написанное им слово.
Он покачал головой, удивляясь своим словам даже сейчас.
— Мой отец был очень интересным человеком. Как жаль, что понял я это, когда было уже слишком поздно.
— А что было на этом листке? — Она перешла на шепот, ей было тепло и комфортно в его объятиях.
— Поначалу я просто читал, не судил и не вдумывался в смысл, потом начал понимать, что же я читаю, разложил листки по всей комнате, классифицируя их по фактам, случайным мыслям или отвергнутым теориям. Места в комнате мне не хватило, и я перебрался в зал, запретив слугам мешать мне под страхом смертной казни. Я сортировал, читал и снова сортировал его записи, а потом я начал понимать ход мысли моего отца, то, что он хотел доказать всей этой информацией.
Он, тяжело дыша, уткнулся лицом в ее волосы.
— А потом я увидел, что он ошибался.
Ее руки крепче обняли его.
— Это была драматическая ошибка. Просто он взял немного левее, когда следовало сместиться вправо. А я обнаружил это свежим взглядом. Он бы понял свою ошибку, если бы прожил чуточку дольше.
Он выдохнул.
— Итак, я закончил его работу. Это было не трудно — закончить работу моего отца. Статья вышла под его именем, свое имя я указал только в рукописи. Я послал ее ученым в Бат на изучение. Публикации сопутствовал шумный успех, принц послал мне свои поздравления, и вот я неожиданно стал сэром Колином Ламбертом, ученым рыцарем! — Его голос вдруг осекся. — Что за бред!
Она откинула голову и взглянула на него, заставляя его тоже посмотреть на нее.
— Ты не хотел быть ученым?
Он неожиданно отпрянул назад.
— Дело не в этом. Мой отец всегда ждал этого. А теперь этого ждет весь мир, какой-то блестящей новой работы.
— И ты ждешь этого. — Она покачала головой. — Ты умный, ты увидел его ошибку, но сердце твое не там. Для тебя это рутина, не так ли? Как для меня шитье. Я могу делать это, но я презираю это занятие и потому не могу делать его хорошо.
Он посмотрел на нее, подумав, что работать швеей в сыром подвале дешевого театра не то же самое, что делать открытия в области общественных наук.
Сидеть за столом. Суммировать результаты исследований. Считать, переделывать и снова считать. Опять и опять.
Сам он был уверен, что его последняя работа — никчемный мусор, но он был достаточно умен, чтобы бросить рукопись в зубы этим умникам из университета Бата, словно кость, и тем она понравится, вне всякого сомнения.
— Я презираю это. От одной мысли об этом мне хочется бежать по Пэлл-Мэлл и кричать с пеной у рта. — Его взгляд встретился с ее. — Не знаю, зачем я говорю это.
Она улыбнулась:
— Потому что я приказала тебе говорить только правду.
— А теперь расскажи мне правду и ты.
Она моргнула.
— А я уже все рассказала. Ты все обо мне знаешь.
— Да, о твоем прошлом, но не о твоем будущем. — Он поймал ее взгляд, так просто она не уйдет от ответа. — Ты собираешься исчезнуть, не так ли? Ты и Эван собираетесь исчезнуть навсегда?
Она выдержала его взгляд.
— Через шесть лет Эван вступит в свои законные права. И не будет больше нуждаться во мне. Я не планирую оставаться в Лондоне, или Брайтоне, или в каком-либо еще месте, которое…
— Которое будет напоминать обо мне?
Она вздернула подбородок.
— Ты винишь меня? Хочешь, чтобы я испытывала боль? Или встретила как-нибудь тебя в «Ковент-Гарден» и вновь пережила боль, словно мне нож в сердце всадили? А что будешь делать ты, если увидишь меня на Бонд-Стрит, когда будешь гулять там со своей женой и дочкой? Отвернешься и продолжишь прогулку.
«Да я тогда просто умру. А потом продолжу прогулку».
Она пристально взглянула на него своими красивыми глазами.
— Вот так могло бы быть. Так должно быть. Я должна уехать и начать новую жизнь, если это возможно.
— А что со мной? Я должен буду гадать, что с тобой случилось? И, услышав о пожаре в доме в соседнем графстве, волноваться, что ты сгорела? Или, узнав о кораблекрушении, молить небеса о том, чтобы тебя не было на том судне? И вглядываться в лицо каждой рыжеволосой женщине, перешедшей мне дорогу, до конца своих дней в надежде, что ею окажешься ты?
Она печально улыбнулась:
— Обещаю не гореть и не тонуть. Но цвет волос предпочла бы не менять.
Внезапно он понял, что не сможет играть в эти цивилизованные игры, не сможет позволить ей уйти. Он прижал ее к себе и перекатился с ней по подушке, отчаянно целуя, прижимая ее своим телом, беря ее в плен…
«Я не позволю, чтобы ты ушла. Я не позволю».
Она подчинилась его желанию, не в силах отказать ему. Даже когда его возбужденный член уперся в ее чувствительный бугорок, она только вздрогнула.
Он знал, что делать, в спешке он целовал все ее тело, развел ее бедра ладонями, нежно раздвинул сокровенные губки языком. Не обращая внимания на ее испуганное всхлипывание, он обхватил ее руками, чтобы она не двигалась, и начал ласкать.
Пруденс не могла выдержать борьбы между желанием ее тела и болью ее сердца. Она чувствовала его страсть. Она слышала все невысказанные слова.
«Останься со мной. Будь моей, несмотря на мою женитьбу, несмотря на мою клятву. Люби меня втайне от всех и целуй меня на прощание, перед тем как я буду возвращаться к своей семье».
Она чувствовала, что он хочет поймать ее в западню, обмануть, привязать к себе, лишив чести и надежды. Но она не позволит ему навредить ни ей, ни себе самому. Он не из тех мужчин, которые готовы на предательство.
