Анна Годберзен - Зависть
Пенелопа слегка улыбнулась, подумав о том, что скоро Элизабет будет не в состоянии веселиться, потому что её скоропостижная свадьба подтверждала догадку подруги, озвученную во Флориде: Элизабет родит ребенка и сделает это раньше, чем кто-либо ожидает.
– Генри? – вновь окликнула Пенелопа. Поставила фарфоровую чашку на маленький резной столик у изножья кровати и быстрым шагом прошла мимо сундуков, прибывших пароходом этим утром (ведь Пенелопа частично была готова к надвигающемуся сезону), и вошла в соседнюю комнату.
Темнота в комнате испугала её, но спустя несколько секунд она поняла, что шторы задернуты.
– Генри? – ещё раз позвала она, подходя к окну, чтобы раздвинуть занавеси. Свет залил комнату, осветив диван с подушками из турецкого килима и мягкой кожи и наивную идиллическую фреску на потолке. Генри должен был находиться именно здесь, и Пенелопа оглядела комнату в поисках какого-либо беспорядка. Она подошла к дивану и провела рукой по подушкам, словно они могли подсказать, куда подевался её супруг в такую рань. Ведь кутить для него было уже поздно, а проснуться и уйти – еще рано.
– Да, Пенелопа?
Она развернулась и заложила руки за спину, словно пытаясь что-то спрятать. Её муж вошёл сюда через спальню и теперь стоял на пороге, глядя на жену.
– Я только… – Но Пенелопа не смогла закончить фразу. Она была слишком поражена нарядом Генри, разительно отличавшимся от его обычной одежды. – Где ты это взял?
– Это? – Генри оглядел надетый на нем синий мундир с латунными пуговицами и светло-синие брюки, которые из-за кожаных краг ещё сильнее обтягивали его ноги. При виде Генри в военной форме сердце Пенелопы забилось быстрее, и она поняла, что смотрит ему в глаза и идет навстречу. В руках Генри держал фуражку с двумя козырьками и выглядел весьма соблазнительно, хотя его взгляд оставался таким же колючим и неприветливым, как обычно. – В Армии Соединенных Штатов, в состав которой теперь вхожу.
На мгновение это показалось Пенелопе донельзя романтичным, и она задумалась обо всем, что может попросить у жены мужчина, отбывающий на войну. Она мечтательно улыбнулась и положила руку на бедро. Но затем посмотрела на позу Генри и поняла, что он надел форму вовсе не для того, чтобы развлечь жену. Её рука опустилась, а лицо вытянулось, и Пенелопа подлетела к мужу.
– Я уезжаю сегодня.
Пугающая необходимость в принятии решения навалилась на Пенелопу.
– Куда?
– Не знаю. – Генри откашлялся. – Тедди отбыл на Филиппины. А я пока не уверен, куда определят меня.
Пенелопа только сейчас начала понимать, что объявлением о своей беременности разрушила последнюю возможность Генри уйти от нее, а он в пику ей нашел иной способ покинуть город.
– Но ты же не уезжаешь из Нью-Йорка?
– Я иду служить своей стране, Пенелопа. – Генри вздохнул и отвел взгляд. На мгновение в его глазах мелькнула ожесточенность, но быстро исчезла. – Завтра об этом напишут газеты, но я хотел сказать тебе о своем решении лично. Бог знает, сколько вреда я причинил всем вокруг, и не хочу, чтобы это продолжалось.
Пенелопа дрожала всем телом, уже просчитывая, как истолкуют эту новость газетчики, что подумает о ней отец Генри, и как одиноко и безотрадно ей станет, когда он по-настоящему уедет. Генри отступил в большую комнату. Пенелопе претила идея его отъезда, и поэтому она бросилась вперед к ногам мужа. Лучше бы он оставался здесь и ругался, и пререкался с нею с утра до ночи, лучше бы он творил бесчинства в городе, но не уезжал вот так куда-то далеко. Пенелопа стояла на полу на коленях и даже сквозь ткань юбки чувствовала неподатливое дерево. Она дотянулась до ног Генри и обвила их обтянутыми крепдешином глубокого насыщенного оттенка красного руками, унизанными золотыми браслетами. Генри продолжал отходить, и немного протащил Пенелопу за собой.
Она смотрела на него снизу вверх, понимая, что на глазах непроизвольно выступили слезы.
– А что с ребенком? – крикнула она, понимая, что ведет себя нелепо, но не зная, что ещё сказать.
Генри наклонился, подхватил её под мышки и аккуратно поставил на ноги.
– Никакого ребенка нет, – сказал он, когда их глаза вновь оказались на одном уровне.
– Но…
– Я желаю тебе всего наилучшего, моя дорогая, – сказал Генри таким тоном, что Пенелопа почувствовала, будто её упаковали в коробку и убрали на антресоли его жизни.
Она ощущала, как ускользают драгоценные секунды, и знала, что осталось совсем немного времени, чтобы придумать, как помешать ему уехать.
– Но, Генри…
Молодой Шунмейкер ещё на секунду задержал на ней взгляд темных глаз, и надел фуражку. Он стоял всего в нескольких футах от двери, и Пенелопа метнулась к кровати, одергивая юбки, даже не думая, что может порвать их. Она, всхлипывая, рухнула на покрывало.
– Генри, Генри, Генри, не уходи! – Слезы горячим потоком лились из её глаз, а тело сотрясалось от осознания того, что она осталась в доме Генри одна. – Без тебя я ничто!
И это правда, поняла Пенелопа, едва слова сорвались с её губ. Она сжала кулаки и замолотила ими по расшитому золотом покрывалу, но минуты проходили тщетно. Когда она вновь подняла глаза, Генри уже не было. Он уже давно ушел.
Пенелопа хлюпнула носом и высморкалась в рукав, не заботясь о том, что испортила платье. Завтра закажет ещё одно. Она приподнялась на локте и попыталась основанием ладони вытереть слезы со щёк. Мало-помалу грудь перестала тяжело вздыматься, и к Пенелопе вернулась способность дышать размеренно.
– О, Генри, – тихо сказала она в пустоту.
Снаружи дождь, который два дня лил не прекращаясь, начал утихать, и Пенелопа знала, что если она встанет и соберется с духом, то сможет взглянуть на сложившиеся обстоятельства под другим углом. Она больше не может остановить Генри, потому что тот уже ушёл. Но завтра будет новый день, а за ним – следующий, и целая вечность.
Пенелопа встала и позвала горничную. Ведь она отнюдь не дура, и у неё полно времени, чтобы придумать, как вернуть мужа.
Глава 48
Пожалуйста, прочти письмо до конца.
Г.Ш.
Письмо прибыло днем, когда дождь всё ещё лил как из ведра, и посыльный промок до нитки. Диана смотрела на лежащий на керамическом подносе у двери конверт с опаской, поскольку была совершенно уверена, что Генри видел сцену её падения, и теперь написал ей обличительное послание. Сейчас же приближалась ночь, все обитатели дома отправились спать, и Диана, немного суеверно полагая, что теперь прочесть её мысли невозможно, отправилась за письмом. Она ещё не была уверена, что сможет целостно воспринять послание Генри.
