Анна Годберзен - Зависть
Диана не могла ответить на это, не признавшись матери во всём, чего делать, конечно, не собиралась. Поэтому она с содроганием кивнула в знак согласия и пошла вверх по неосвещенной лестнице, слегка поскрипывающей от её веса. Весь дом пропах старостью. По крайней мере, младшая мисс Холланд чувствовала себя на сотню лет старше, чем в день возвращения из Флориды, и, охваченная усталостью, соразмерной этому преклонному возрасту, обессилено рухнула на кровать.
«Через что ещё мне предстоит пройти, чтобы заполнить страницы истории моей жизни?», – думала она. Эта книга уже чересчур изобиловала событиями.
Слияние тел, пережитое с Грейсоном, не слишком отличалось от того, что много месяцев назад было у неё с Генри, но на этот раз она чувствовала себя совершенно по-другому. После Генри она была словно окружена чудесным нимбом, окрашенным в персиковый цвет, а на этот раз её обуревало лишь сожаление. Каждый раз, когда Диана закрывала глаза, на неё накатывали воспоминания о жарких мгновениях в объятиях Грейсона, и эти мысли ранили её. В них присутствовал призрак Генри, стоящего в дверях, и едва ли имело значение, был ли свидетель её прегрешения реальным или иллюзорным. Она поступила так не ради любви, и в этом крылась вся разница.
Неважно, что говорила мать. Диана знала, что никогда не станет женой Грейсона. Он признавался ей в любви, и Диана имела основания верить ему. Но она не могла ответить на его чувства – в этом Диана была совершенно уверена – а значит, повела себя весьма дурно. Только что она стала свидетелем, как её сестра вверила себя человеку, которого не любила. И хотя Элизабет ничем не выказывала своих истинных переживаний, Диана ясно видела, насколько ей больно вновь выходить замуж так скоро. Ведь её любовь к Уиллу была такой чистой, а его смерть – столь недавней, что Элизабет всё ещё не до конца оправилась от горя.
Диана прижала колени к груди и свернулась калачиком на постели. Именно в этой комнате с лососево-розовыми обоями, ковром из белой медвежьей шкуры и старым, обтянутым золотой тканью креслом, состоялось их первое настоящее свидание с Генри. Они лежали вдвоем на этом ковре перед маленьким камином. Диана отдала бы все, лишь бы вернуть тот день, когда она ещё не знала, что Генри не такой, каким кажется, и какие роковые ошибки она способна допустить. Диана устала от всего, что натворила, но плакать не могла. Изменить прошлое нельзя – теперь оно стало неотъемлемой частью её жизни.
Диана получила то, что хотела, пусть и не тем путем, которым себе представляла. Она мечтала чувствовать себя по-другому, и её желание сбылось. Только теперь ей стало ещё хуже. Она выросла, потеряла невинность, но жестоко ошиблась, поверив, что Грейсон поможет забыть Генри. Ведь молодой Шунмейкер навсегда заполонил собой её мысли, и то, как он поступил с ней, впервые не казалось Диане таким ужасным, потому что она поступила с ним точно так же, и теперь понимала, насколько мало значил для неё этот порыв.
Глава 46
Этим вечером на закрытой церемонии в епископальной церкви Благодати Божьей Элизабет Холланд стала женой мистера Сноудена Трэппа Кэрнса, бывшего делового партнера покойного мистера Холланда. Можно лишь предположить, что после всего пережитого прошлой осенью мисс Холланд желает спокойной жизни, которую хочет разделить с менее светским человеком, чем Генри Шунмейкер…
Из колонки светских новостей «Нью-Йорк Империал», суббота, 3 марта 1900 года.
Кремового цвета дом в Довере был построен в парке в середине семидесятых, и квартиры состояли из гостиных, библиотек и комнат для горничных. На каждом этаже имелись лифты и спуски для грязного белья, и все здание пропитывал дух современности. Апартаменты Кэрнсов занимали четвертый этаж целиком и казались новоиспеченной миссис Кэрнс довольно странными. Мебель была новой и до сих пор никем не использовалась. У Элизабет создалось впечатление, что мебель расставили, скорее, практично, чем со вкусом. Все выглядело дорогим, но казалось, чего-то не хватает.
– Здесь очень красиво, – восхитилась Элизабет, зайдя внутрь.
Сноуден улыбнулся ей и протянул руку, чтобы взять её манто. Один из его слуг разжег огонь в камине, и мистер Кэрнс жестом попросил супругу сесть поближе к очагу. Дождь продолжался, и теперь, когда все поняли, под чьей защитой родится ребенок Элизабет, внимание семьи переключилось на сохранение здоровья будущей матери и ограничение её подвижности.
Они ходили в церковь всей семьей, а затем, на случай если чьи-то наблюдательные глаза высматривали, нет ли в этой паре чего-то, о чем не пишут в газетах, Элизабет и Сноуден вернулись домой сами как любая другая женатая пара.
– Никто и никогда не мог даже предположить, что кто-то из Холландов будет жить так далеко на севере, – двусмысленно произнесла мать Элизабет при прощании.
Элизабет никогда так сильно не уставала. Подобное утомление приходит после того, как отступают длительные и ужасные треволнения. Но Элизабет слишком измучилась, чтобы обдумывать слова матери, и поэтому послушалась Сноудена и присела на обтянутую белым муслином софу в викторианском стиле. Софа была мягкой, но немного приземистой, и Элизабет была не совсем уверена, как на ней правильно сидеть. Завтра она сделает это жилище больше похожим на дом, и будет продолжать создавать домашний уют до рождения ребенка. Но прямо сейчас беспокоиться об этом не было нужды.
Сноуден все ещё стоял в прихожей, одетый в темно-коричневый костюм, купленный утром в универмаге «Лорд энд Тейлор». Простое платье Элизабет цвета слоновой кости приобрели там же. Воротник платья был простым и коротким, а рукава доходили почти до запястья. Наряд был не сшит специально для неё, а куплен в магазине готового платья. Это немного смущало Элизабет, и во время произнесения клятв она поняла, что церемония почти полностью повторяет день свадьбы с Уиллом, а выбранный Сноуденом костюм странно похож на тот, что был на Уилле.
– О чем вы думаете, дорогая? – спросил из тени муж.
– О, – выдохнула Элизабет, но быстро набрала в легкие воздуха и попробовала улыбнуться. Затем чуть подалась вперед и пожала плечами. – Это всего лишь… – Возможно, дело было в усталости, но внезапно Элизабет испугалась, что расплачется. Подобное поведение показалось бы неблагодарным после всего, что сделал для неё Сноуден, и она нахмурилась, сдерживая слезы.
– Продолжайте, – нежно попросил Сноуден. – Можете рассказать мне. Вы не сумеете сказать ничего, что обидит меня.
Элизабет закрыла глаза.
– Я просто думала, что до сегодняшнего вечера являлась миссис Келлер, – прошептала она.