Элис Дункан - Мой милый плут
– Да ладно, – тяжело вздохнул Фермин.
– Ничего себе – ладно! Эй, когда же вы нас отпустите? – не умолкал Гарланд.
– Скоро, скоро, успокойтесь. Я бы давно отпустил вас, но весь город видел, как я привез вас сюда связанными. Так что придется вам теперь немного отдохнуть в камере. Когда все отправятся на праздник в методистскую церковь, я отпущу вас, а всем скажу, что вы сбежали. Дескать, мой помощник Вальдо не уследил.
– А почему мы не можем сбежать прямо сейчас?
– Потому что я сейчас вас охраняю. Если вы сбежите во время моего дежурства, все скажут, что я опять маху дал и меня пора гнать с этого места.
– И правильно скажут. Фермин злобно прорычал в ответ:
– Прикуси свой язык, Гарланд, а не то я и впрямь отдам вас обоих под суд. За попытку ограбления.
– Ха! А мы всем скажем тогда, что это вы сами нас и наняли, – огрызнулся в ответ Гарланд.
Чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, Фермин с силой захлопнул дверь, ведущую в коридор. Потом он запер ее и подошел к мутному окну, взяв по пути со стола изрядно затертый конверт. Покрутил его в своих длинных пальцах, посмотрел сквозь стекло на пыль, оседающую на дороге, ведущей из города, потом вытащил из конверта исписанный лист бумаги и медленно, с наслаждением перечитал его – наверное, уже в сотый раз.
– Прекрасно, прекрасно, мисс Пэнси Хьюлетт, – пробормотал он. – Теперь я твердо знаю, что мой день не за горами.
Фермин удовлетворенно хмыкнул, уселся в плетеное соломенное кресло и вытянул длинные ноги. Потом он решил закинуть их на стол, одновременно опершись головой о стену, просчитался и с грохотом опрокинулся навзничь.
Шериф кряхтя поднялся с грязного пола, потирая ушибленные места. Негромко выругался сквозь зубы, посылая проклятия в адрес Чарли Уайлда.
Фермин Смолл считал его виновным во всем, даже в том, что приложился к полу.
– Я узнал, что все вклады в банк будут сделаны к субботе, ближайшей после праздника весны, Чарли, – негромко сказал Харлан Льюис. На его лице не было заметно ни капли энтузиазма.
– Так скоро?
Если бы Чарли не был так расстроен, то и сам сумел бы заметить, как нелепо прозвучал его вопрос. Нелепо и даже смешно. Черт побери, ведь до праздника еще почти три недели!
А послезавтра им играть для прихожан методистской церкви.
Когда Чарли впервые оказался на ферме Хьюлеттов, три недели, несомненно, показались бы ему целой вечностью. Тогда – безусловно, но теперь… Теперь этот срок казался ему неправдоподобно коротким. Три недели! Всего три недели отпущено ему судьбой на то, чтобы быть вместе с Одри!
– Угу – Харлан погладил свой бас так, словно тот был живым существом.
Чарли только теперь заметил, каким расстроенным выглядит его старинный друг. Правда, по внешнему виду Харлана это было и не слишком заметно, но Чарли давно научился видеть своих парней, что называется, насквозь. Да, Харлан явно был не в своей тарелке.
– Что-то случилось, Харлан? – спросил Чарли.
Тот еще раз погладил рукой свой инструмент, а затем пробормотал:
– Если честно, не по душе мне это ограбление. В этом городе все так хорошо отнеслись к нам, Чарли. Просто очень хорошо. Мне, сказать по правде, даже уезжать отсюда не хочется.
– Вот как? – Чарли на мгновение обрадовался, что обрел в лице друга единомышленника.
Харлан грустно покачал своей крупной седой головой. Затем вздохнул и произнес слова, опустившие Чарли с небес на грешную землю:
– Впрочем, у нас нет выбора, как я понимаю. Прежде всего каждый из нас должен думать об оркестре, верно?
Чарли подавил горестный вздох и ответил:
– Пожалуй, ты прав, – и, сокрушенно покачав головой, добавил: – Кроме того, рано или поздно кто-нибудь раскроет нашу тайну, и тогда всем нам конец, Харлан.
Тот снова покачал головой и пробурчал:
– Конечно. Я все понимаю, Чарли.
Чарли не стал говорить о том, что кто-то из самих музыкантов может проболтаться. Совершенно случайно, разумеется. Сказать по правде, он не верил и в молчание самого Харлана.
Харлан отошел в сторону и сел на прежнее место, опустив при этом плечи так, словно на них лежал непосильный груз. Но Чарли-то знал, что это не так. Весь груз навалился на его, Чарли, плечи.
Оркестр только что закончил репетировать пьесу “Гарри Оуэн” и начал было следующую, но тут Чарли обнаружил торчащий в оконной раме длинный нос Фермина Смолла. Вслед за носом показались и маленькие, горящие охотничьим азартом глазки шерифа.
Терпеть это Чарли больше не мог. Проклятие! Ведь всем известно, что за последнее время в окрестностях города, да и в самом Розуэлле произошло не менее шести ограблений, и каждое из них было куда серьезнее, чем их неудавшаяся попытка ограбить в Арлетте заведение тетушки Пэнси. Так нет же! Фермин Смолл плевать хотел на те преступления и продолжает преследовать Чарли и его друзей с упорством сеттера, вынюхивающего уток на болоте.
Хорошо. Пусть Чарли и его ребята не без греха. Пусть у них рыльце в пушку. Но это же не значит, что всем остальным преступникам, промышляющим в здешних краях, должна быть дана полная свобода действий! Если говорить начистоту, то все, что украл оркестр у местных жителей, так это немного сушеных бобов и несколько лепешек – есть о чем говорить!.. И что этот проклятый шериф так вцепился в них? Непонятно.
Чарли перестал играть и опустил трубу. Вслед за ним, один за другим, бросили играть и остальные. Потом головы музыкантов поднялись вверх, и шесть пар глаз уставились в окно конюшни, в котором торчал длинный нос Фермина Смолла.
– Что ему здесь нужно? – недовольно спросил Джордж Олден.
– Видно, у него больше нет других дел, – тряхнул своим альтом Фрэнсис Уотли и презрительно фыркнул. – Когда я в свое время работал помощником шерифа у нас дома, так у меня не было времени, чтобы шататься на репетиции оркестра и что-то вынюхивать. Этот парень просто лентяй, вот что я вам скажу.
Пичи Джилберт кашлянул и громко сказал прямо в окно:
– Мне говорили, что Смолл – никудышный шериф. Здесь почти каждую ночь кто-то кого-то грабит, кто-то в кого-то стреляет, а ему и дела до этого нет. И никого он поймать не может. Кретин.
– Кретин, это точно, – согласился Чарли.
– Интересно, а почему он не ловит тех, кто стреляет в мирных жителей? – спросил Джордж Олден. – Он хотя бы подозревает кого-нибудь?
– Подозревает, – ответил Чарли. – Нас с вами.
– Нас?! – поразился Харлан. – Но мы никогда ни в кого не стреляли, Чарли!
Чарли окинул взглядом потолок конюшни. В потолке по-прежнему торчали стрелы с привязанными к оперению яркими ленточками. Сердце Чарли на секунду болезненно сжалось, и он поспешил опустить глаза, после чего ответил Харлану:
