Дебора Рэли - Бурная ночь

Его беспокойные мысли потонули неизвестно где, когда соприкоснулась обнаженная кожа их тел. Волна страсти, жара и безграничного наслаждения обдала Фредерика, когда его дрожащая рука нашла заветное место.

Он чувствовал, что еще немного – и он опрокинется через край пропасти, но он хотел убедиться, что может дать Порции наслаждение, пока окончательно не потеряет рассудок.

Из его груди вырвался стон, а пальцы погрузились в ее медовую сладость. Желание Порции нарастало с каждой минутой, пока, наконец, бедра не поднялись навстречу его руке.

Фредерик оказался не готовым к тому, что она рванула его за волосы и потянула к себе.

– Подождите, Фредерик, – пробормотала она.

Подождать? Фредерик подавил готовый вырваться неуместный смех, оценив ее невинность. Она не понимает, что наступает момент, когда дольше ждать невозможно.

– В чем дело, детка? – напряженно прошептал он.

– Я хочу, чтобы ты оказался во мне.

Фредерик отпрянул, чтобы увидеть ее лицо, его тело содрогалось от мучительной потребности глубоко погрузиться в нее.

– Ты уверена, Порция?

– Уверена.

– Господи…

Дыхание со свистом вырвалось из его груди, когда она твердою рукой направила его, и он, наконец, скользнул в сладостный жар ее тела.

Далеко не в первый раз Фредерик занимался любовью с женщиной, но когда он достиг вершины наслаждения и тело его содрогнулось от этой сладкой судороги, Фредерик вскрикнул, потрясенный остротой ощущения.

Секундой позже наступил черед Порции, и, крепко сжимая ее в объятиях, Фредерик устроился рядом.

– Я люблю тебя, детка, – прошептал он, прижимаясь губами к нежной коже ее виска. – Я всегда буду тебя любить.

К его удивлению, Порция зажала ему рот рукой, и лицо ее омрачилось.

– Нет, Фредерик, не говори этого, – предупредила она. – Не сейчас.

Фредерик хмурился, глядя на ее раскрасневшееся, влажное лицо. Она выглядела как женщина, удовлетворенная обожающим ее мужчиной.

Так почему она не хотела слышать его уверений в любви?

– Почему не сейчас? – спросил он.

Порция потянулась к одеялу и прикрыла их переплетенные тела то ли из скромности, то ли из желания выиграть минуту, прежде чем ответить. Он не мог решить почему.

– У тебя и так полно забот. Есть о чем подумать, – сказала она, наконец, и положила голову ему на плечо. – Важно, чтобы ты обдумал то, что узнал о своем рождении, это много значит для твоего будущего.

Фредерик зарылся лицом в ее пахнущие розами волосы, смутно понимая, что самое подходящее для нее место – его объятия.

– А что, если я предпочитаю подумать о том, что значишь для моего будущего ты?

Она замерла, будто испугалась его слов.

– Пожалуйста, Фредерик, – хрипло попросила она.

Фредерик нахмурился, озадаченный ее недоверчивостью. Неужели она хотела предупредить его, что не отвечает на его чувства? Или пыталась защитить себя от разочарования? Может быть, опасалась, что он окажется таким же непостоянным и ненадежным, как ее жених?

Взгляда на ее упрямое лицо было достаточно, чтобы понять, что каковы бы ни были причины ее сдержанности, ему не удастся их узнать. По крайней мере, сейчас.

– Я готов отложить нашу беседу, детка, – неохотно согласился Фредерик. – Но не обольщайся ни на мгновение, что это конец.

Глаза ее сузились, но она была слишком умна, чтобы спорить. Вместо этого она умело направила разговор в другое русло, несомненно, чтобы отвлечь его.

– И что ты намерен делать с полученными сведениями?

Фредерик с отсутствующим видом провел пальцами по обнаженной коже ее руки, черпая утешение в том, что ее теплое тело так близко от него.

– Я не знаю.

– Ты хочешь, чтобы твой отец признал тебя публично своим законным сыном?

Он издал короткий напряженный смешок:

– Ну и вопрос!

Порция запрокинула голову, чтобы видеть его неприкрытое замешательство.

– Кажется, ты хотел бы добиться своего законного места.

Фредерику не пришло в голову осудить Порцию за ее недоумение. Какой человек, обладающий хоть маленькой толикой здравого смысла, не захотел бы избавить себя от чудовищной ошибки? Кто не захотел бы превратиться из презренного бастарда в уважаемого джентльмена?

Однако он давно открыл для себя, что, приобретая что-то, чем-то жертвуешь, и это закон природы. Особенно если речь идет о чем-то, что резко меняет твой образ жизни.

И он подумал, что не станет принимать решения до тех пор, пока не убедится, что готов приносить жертвы.

– Конечно, соблазнительно потребовать признания своих прав, – медленно вымолвил он. – В конце концов, моя мать заслуживает того, чтобы ее репутация была восстановлена, даже если я буду единственным, кто способен это оценить. Она… – Он удивился тому, что голос стал глухим от обуревавших его чувств. – Я думаю, она бы хотела этого.

Прекрасные синие глаза потемнели: Порция понимала и сочувствовала ему.

– Думаю, хотела бы.

Его руки сжали ее крепче.

– Нет сомнений в том, что стать дворянином на законном основании значит открыть все двери, закрытые для меня до сих пор.

– Более того, – сухо ответила Порция. – Появится красивый и умный джентльмен, в придачу баснословно богатый! О, люди света будут сшибать друг друга с ног, спеша приветствовать тебя. Особенно будут усердствовать матроны с дочерьми на выданье, впервые вывезенными в свет в надежде найти мужа в этом сезоне.

Фредерик и не подумал это отрицать. И не потому, что считал себя таким лакомым кусочком. Как раз напротив. Но богатство, которое ему удалось скопить за долгие годы, произведет впечатление даже на самых чопорных людей света, придерживающихся пуританских взглядов. И скоро, к общему удовольствию, изгладится память о том, что его некогда клеймили как незаконнорожденного и попрекали этим.

– Есть нечто очень заманчивое в мысли о том, что однажды Оук-Мэнор будет принадлежать мне, – продолжил он, и сердце его сжалось от нежности к старому, безалаберно построенному дому. – И это довольно странно, принимая во внимание то, что всю свою жизнь я провел в Лондоне и у меня нет опыта управления сельским хозяйством, фермами, арендаторами, коровами.

– Ты понимаешь или нет, что скот на фермах и в поместье не ограничивается коровами? – поддразнила Порция.

– А! Это объясняет наличие яиц.

– Да. – Но краткий момент веселья прошел, и теперь Порция смотрела на него, внимательно изучая выражение лица. – Фредерик! – Она положила руку ему на грудь, будто что-то в его лице ее встревожило. – Скажи мне, о чем ты думаешь?

Проклятие! Она была так же раздражающе проницательна, как Йен и Рауль, с горечью признался он себе.