Карен Рэнни - Вопреки небесам
— Я люблю тебя, — повторил он и почувствовал, как ушла тяжесть, давящая на грудь.
Кэтрин молча посмотрела на него. Человек менее выдержанный и сильный вздрогнул бы от одного ее вида. Она была в черном, волосы аккуратно заплетены в косу и уложены на голове короной, пальцы судорожно сжаты, колени стиснуты. Она не плакала, впрочем, Хью не ожидал слез, понимая, что они уже пролиты Кэтрин в одиночестве, и не пытался проникнуть в сокровенный мир ее мыслей.
Возможно, было бы лучше, если бы попытался.
Некогда живые глаза Кэтрин утратили выражение, в них не было ни горечи, ни боли, ни печали, не говоря уже о простом любопытстве. Из этих глаз ушла жизнь.
Когда Хью протянул руку, она не отстранилась, даже не шевельнулась, ее пальцы, раньше живые и теплые, были холодны как лед. Казалось, он дотронулся до мраморной статуи.
Он легонько пожал ей руку, словно извещая о своем присутствии, затем привлек к себе. Кэтрин покорилась, даже коснулась щекой его плеча, но механически, как бы не отдавая себе отчета в том, что делает, и вновь застыла. Хью едва различал в тишине ее прерывистое дыхание.
Наконец она пошевелилась, однако не потому, что возродилась к жизни, просто услышала те единственные слова, которые сумели пробить окружавшую ее жесткую оболочку.
— Ты не должна себя винить.
— Ты предупреждал меня, что мы поступаем дурно, но тогда я была готова заплатить любую цену за наше счастье. Слишком много о себе возомнила… — Казалось, слова доносятся издалека, словно их произносит другой человек. — Откуда мне было знать, что Господь выбрал смерть в качестве платы? Что Саре придется заплатить жизнью за мои грехи…
— Неужели ты считаешь, что ее действиями управлял Господь? — почти грубо спросил Хью. — Ты окажешься ближе к истине, Кэтрин, если назовешь это судьбой, несчастным стечением обстоятельств или просто трагедией.
— Ты же сам говорил, что любой наш поступок не обходится без последствий. — Она взглянула на свои руки, стиснутые так, что побелели костяшки пальцев. — Разве случившееся не одно из таких последствий?
— Ни ты, ни я не желали ее смерти. Когда я говорил, что мы вступили на опасный путь, то имел в виду боль, которую мы с тобой причиняем друг другу. Я боялся, что наступит момент, когда мы уже не сможем ее выносить.
— Вот здесь ты прав, Хью. Боли действительна слишком много.
«И она в самом деле стала невыносимой», — добавила Кэтрин про себя, отворачиваясь. Как странно, что можно сидеть рядом и при этом быть так далеко.
— Возможно, тебе станет легче, если неожиданную смерть моей жены ты припишешь действию небесных сил. Я же не намерен рядиться в тогу мученика. И слушать твои благочестивые бредни тоже не собираюсь. — Хью искоса взглянул на нее, проверяя, не обиделась ли она. — Сара умерла потому, что сошла с ума от горя.
И потому, что он бросился спасать Уильяма. Если Кэтрин пока ни разу его не упрекнула, то вовсе не из душевного благородства, возможно, она все еще не осознала, что он тоже виноват.
Макдональд поднялся и вышел. Кэтрин молча смотрела ему вслед. Ей было жаль, что она обидела Хью, но никакие слова в мире не способны избавить ее от всепоглощающего чувства вины перед Сарой, теперь до конца жизни ей придется нести этот крест и слышать те звуки: похрустывание льда, завывание ветра и голос Сары, похожий на жалобное мяуканье котенка. Ей никогда не избавиться от боли. Сара хотела, чтобы они стали одной семьей. Кэтрин принесла ей смерть.
И она едва не потеряла Уильяма. Любовь к мужчине, даже к такому замечательному, как Хью, не смогла бы возместить эту страшную потерю.
«Я должна заплатить за свой грех», — сделала неожиданный вывод Кэтрин, и ей почему-то стало легче. «Ты всегда стремилась забрать то, что принадлежало мне: мое имя, мой дом, а теперь и моего мужа».
В конце концов, Сара говорила правду.
— Возьми нас с собой.
Нед прилаживал последние горшки к нелегкой поклаже Салли. Он стоял к Кэтрин спиной и сосредоточенно перебирал веревки, но, услышав ее голос, не обернулся, а продолжал свою монотонную работу.
— Возьми нас с собой, — повторила она. Наконец лудильщик выпрямился и посмотрел на нее.
— Пожалуйста, Нед, — взмолилась Кэтрин, протягивая к нему руки.
Тот взглянул на них, потом на собственные грубые ладони и уставился в землю, лишь бы не видеть ни лица вдовы, ни ее безжизненно потухших глаз. Кэтрин побледнела, волосы в беспорядке рассыпались по плечам, а руки, которые она умоляюще протягивала к Неду, предательски дрожали.
— Не могу, детка.
Лудильщик не привык к женским слезам, да и с женщинами, по правде сказать, не очень-то умел обращаться, в основном по долгу службы, предлагая милые дамскому сердцу пустяки вроде лент для волос, гребней, материю или кружева.
— Пожалуйста. — Хотя голос у нее дрогнул, чувствовалось, что она не отступится.
Неда так и подмывало послать ее куда подальше, но что-то его удерживало. Глядя на Кэтрин, он вспоминал ее ребенком, о том, как она частенько улыбалась ему.
— Вот-вот начнется война, — сказал он. — В такое время путешествовать небезопасно.
А где она, безопасность? Кэтрин рассчитывала найти ее в Данмуте, а очутилась в доме Генри, где не знала ни минуты счастья. Надеялась на спокойную жизнь в Ненвернессе, но и это не сбылось.
— А что скажет лэрд? — поинтересовался лудильщик, выпуская ее руку и возвращаясь к укладке вещей.
Молчание. Неду даже показалось, что Кэтрин ушла, однако, бросив взгляд через плечо, он увидел ее рядом.
— Хью Макдональд не распоряжается моим переездом. Мне все равно, что он скажет.
За две недели, прошедшие с похорон Сары, она вообще с ним не разговаривала, но хорошо запомнила тот день… и будет помнить всю оставшуюся жизнь.
— Позволь мне отвести тебя домой, — предложил Хью после окончания церемонии и протянул ей руку. Вздрогнув, Кэтрин отпрянула, расширенные от ужаса глаза были устремлены на его загорелую ладонь, словно она увидела нечто омерзительное.
— Если ты не возьмешь нас с собой, Нед, я все равно уеду. Куда-нибудь… в другой город… в Эдинбург, например, или в Инвернесс… но уеду.
Его поразили отчаяние и печаль, прозвучавшие в голосе Кэтрин. И еще то, с каким вызовом она посмотрела ему в лицо, когда он обернулся к ней.
— До дома путь неблизкий.
Она молча кивнула, не упомянув, что и в Данмуте, и в Ненвернессе чувствует себя одинаково чужой. Пусть Нед думает, что она рвется домой, лишь бы уехать отсюда, где все напоминает о Саре и Хью, где ей не найти покоя.
— А как же мальчуган? Уже поправился?
Кэтрин снова кивнула, хотя ее очень беспокоило состояние Уильяма. Простуда уже прошла, кашля нет, только вот глаза у сына оставались печальными. Он был в постоянном напряжении, испуганно вздрагивал, когда кто-нибудь, даже мать, прикасался к нему, и Кэтрин не знала, избавится ли Уильям от кошмаров, неотступно преследовавших его. Тревога за сына терзала ей душу, прибавляя страданий.
