Джоанна Линдсей - Пламя сердец
Он крепко сжал ее плечи и почти затряс ее.
— Нет, я не сошел с ума. Просто мое терпение лопнуло. Скажи честно, ты любишь его?
Он все еще держал ее за плечи своими сильными руками, и если она все же смогла освободиться от его хватки, то это свидетельствовало только о том, что и ее терпению пришел конец.
— Еще один вопрос, который совершенно не имеет ничего общего со случившимся. Конечно же, я люблю его. Я люблю его, как своего родного брата. А теперь скажи мне, наконец, что все это означает. Ты сам отправился в логово зверя. И хотя Торольф сказал, что они не убьют тебя, ты-то не мог этого знать. Тебе достаточно было вернуться в дом, и я бы пошла за тобой сама.
— А откуда мне было это знать?
Она обратила внимание на то, что он почти кричит, а это, согласно Альдену, было хорошим знаком. Она не поняла только, как ей это удалось.
Сама она понизила голос:
— Здоровый человеческий рассудок должен был тебе это подсказать. За пределами хижины вся власть принадлежит тебе. У тебя были сотни способов выманить меня оттуда. Я это прекрасно понимала. Да у меня вообще не было намерения оставаться там, — призналась она. — Если я и задержалась, то только потому, что у меня целую вечность не было возможности поговорить с ними.
— И прикасаться к ним — к нему, точнее говоря! У меня что, глаз нет? Ты почти лежала на нем.
— Это не так! — закричала она. Я сидела рядом, и он держал мою руку. Как ты можешь вкладывать в этот жест больше, чем он значит на самом деле! Я уже как-то говорила тебе, что воспитана так, чтобы не стесняться показывать окружающим свою симпатию. В моих глазах совершенно естественно прикоснуться к кому-то, кого я люблю.
— Тогда прикоснись ко мне, Кристен!
Эти слова словно громом поразили ее. В его глазах больше не было гнева, они горели страстью, и взгляд его воспламенил желание и в ней. Она и без того была уже возбуждена. А его взгляд направил ее чувства в другое русло, обострил их до предела, и единственное, чего ей страстно хотелось в эту минуту, так это броситься в его объятия.
И она чуть было не сделала это. Однако в последний момент напрягла всю свою волю. Если бы он выразил свое желание как-нибудь по-другому! Если бы он ничего не говорил о любви!
— Кристен!
— Нет! — решительно сказала она больше для себя, чем для него.
— Я тебя не люблю.
Она и сама понимала, что слишком уж настойчиво отрицает это. Поэтому неудивительно, что он не поверил ей и сам сделала шаг, который так хотела сделать она. Он с силой привлек ее к себе. И снова ее словно громом поразило, когда ее бедро прикоснулось к его бедру, а его грудь к ее груди; она почувствовала его губы, которые были бальзамом для охватившей ее лихорадки, и с блаженством упивалась страстью, идущей из самой глубины ее сердца.
— Я сдаюсь, Кристен. Прикоснись ко мне не потому, что ты меня любишь, а потому что ты нужна мне. Пожалуйста!
Она тоже проиграла эту битву, и когда она услышала его стон, больше похожий на предсмертный, ее сердце не выдержало — она больше не могла сопротивляться.
«Ну что же, мой дорогой сакс, я прикоснусь к тебе. Я дотронусь до самого твоего сердца». — Она произнесла эти слова про себя, но он мог прочесть их в ее глазах — ее собственное желание, ее страсть, ее любовь, и она поцеловала его в глаза, потому что ей не хотелось, чтобы он увидел это. Потом она снова отыскала его губы, и ее нетерпение почти лишило его рассудка.
Глава 34
Шесть булок горячего орехового хлеба были упакованы в корзину и погружены на телегу, ждущую на улице. Чтобы испечь хлеб до отъезда короля, Эда разбудила Кристен ни свет ни заря. Наконец король со своей свитой покинули замок.
Прислуга облепила все окна, чтобы посмотреть, как благородные рыцари садятся на своих породистых рысаков. В небе повисли грозные, плотные облака. Судя по всему, всадникам предстояло изрядно промокнуть еще до наступления обеда, однако никто не давал приказа отложить отъезд. Альфред в своих планах ориентировался отнюдь не на погоду.
Кристен была рада, что суета в замке наконец уляжется, однако она так же хорошо представляла себе все последствия, связанные с отъездом короля; прежде всего, для нее истекал срок ее соглашения с Ройсом.
Она медленно вернулась на кухню. Эда семенила рядом с ней.
— Ройс сказал тебе что-нибудь сегодня утром? — осторожно осведомилась Кристен.
— Он много чего говорил мне сегодня утром.
— Ах, вот так!
— Знаешь, дорогая, непохоже на тебя, чтобы ты удовлетворилась таким уклончивым ответом, — сказала Эда недовольно. — Если тебя интересуют цепи, то спроси меня об этом. Хотя можешь и не спрашивать. Да, я получила от него строгое приказание. Я думаю, ничего другого ты и не ждала.
— Да, это так.
— Если тебя это утешит — он был не более счастлив, чем ты, когда говорил мне о цепях.
— Меня это не утешит.
— Послушай, однажды ты с ним уже смогла договориться. Попробуй заключить новое соглашение. Ведь у тебя голова на плечах; используй то, чего ты уже достигла, чтобы получить, что хочешь.
Наконец старой Эде удалось разбудить в Кристен гнев, который вылился в едкий сарказм:
— Предлагая мне это, ты выступаешь против своего господина. Разве забыла, как мало можно мне доверять? Вдруг выяснится, что я убегу среди белого дня.
— Ах, да ты совсем не хочешь меня слушать. Впрочем ты никогда меня не слушала. Да и с какой стати? Разве для тебя важно, что я знаю этого человека с пеленок. Я…
— О Боже, помоги мне! — вспылила Кристен. Послушай, старая ворчунья, если ты не прекратишь донимать меня, то я…
— Боже, помоги мне? — переспросил Ройс за ее спиной, незаметно войдя на кухню. — О каком Боге ты говоришь?
Она резко обернулась и была слишком рассержена, чтобы заметить его неподдельное удивление.
— Чего тебе надо, сакс? Ты что, не можешь отправиться на охоту или заняться своим войском? Тебе что, делать нечего? Терпеть не могу, когда ты подкрадываешься сзади.
Он понимал причину этой ярости. Он и раньше думал о том, как нелегко будет снова заковать ее в цепи. Именно поэтому он пришел сейчас сюда. Ему не хотелось, чтобы во время этой сцены она вела себя слишком буйно. Однако она озадачила его возгласом, который мог позволить себе лишь христианин.
— Какого бога ты призывала? — повторил он свой вопрос.
Она упрямо сжала губы. Ей не хотелось отвечать. Он схватил ее за плечи и тряс, пока она в ярости не оттолкнула его.
— Если ты еще будешь так меня трясти, то клянусь, сакс, ты получишь кулаком в лицо.
Вместо того чтобы взорваться, он рассмеялся.
