Дженнифер Хеймор - Признания невесты
Феба громко расхохоталась.
– Ох, не будь ты такой привередливой, Серена. Трех комнат нам как раз хватит. Я теперь замужняя женщина, и никто на свете не смеет сказать, что я не могу спать в одной постели со своим мужем в нашу брачную ночь!
Серена, вздохнув, смирилась. Пора перестать думать о Фебе как о ребенке, который нуждается в опеке. Феба замужняя женщина и скоро станет матерью, а забота о ней ложится теперь на плечи супруга. Судя по тому, с каким обожанием Себастьян смотрит на Фебу, эту обязанность он берет на себя с энтузиазмом.
Уже за полночь в дверь спальни постучали, и Серена, которая расчесывала волосы, готовясь отойти ко сну, встревожилась. Для горничной время слишком позднее, а Феба за целый вечер даже не взглянула на нее. Весь вечер парочка не отходила друг от друга ни на шаг, и у Серены не было сомнений, что в этот момент они предаются супружеским ласкам.
– Это я, – негромко произнес Джонатан из коридора за дверью.
Отбросив гребень, она поспешила к двери и отворила ее, даже не пытаясь скрыть удивление.
– Что-нибудь случилось?
Он стоял в ожидании, и было ясно, что во всем мире ему сейчас нужно лишь одно – заключить Серену в объятия.
Она хотела того же.
– Ничего особенного не случилось. Мне просто захотелось повидать тебя. Убедиться, что у тебя все хорошо.
– У меня все просто замечательно.
– Днем ты выглядела очень встревоженной.
– Тут все просто, – спокойно произнесла она. – Она моя сестра, и я очень ее люблю. Я беспокоюсь о ней.
– Понимаю. Но думаю, что они подходящая пара.
– Надеюсь, что ты прав.
Он стоял перед ней, облаченный в короткие панталоны с буфами и батистовую сорочку, стоял и смотрел на Серену с непонятным выражением на лице.
Ради чего он, собственно, пришел? Был ли это ответ на немой призыв, который источала ее плоть, желание явиться к ней, чтобы избавить от боли, которую она терпела так долго?
Рука ее поднялась помимо воли, и кончики пальцев начали зудеть от желания дотронуться до него. Серена сжала руку в кулак и принудила себя упереться им в бок.
Странное предощущение поднялось откуда-то из самых глубин ее существа. Она словно бы раскачивалась на качелях грядущей судьбы, и ей необходимо по своей воле сойти с них, чтобы не упасть в пропасть.
Джонатан переступил порог и закрыл дверь. Наклонив голову, он вперил взгляд в лицо Серены, словно хотел прочитать мысли.
– Что такое? – мягко спросил он.
– Я… – Она не смогла договорить. Как высказать ему все те эмоции, которые обуревали ее сейчас?
Он коснулся рукой ее подбородка и приподнял лицо Серены, приблизив к своему.
– Ты… что?
Она повернула голову и высвободила подбородок из его пальцев, таких бережных и ласковых.
– Тебе лучше уйти.
Его взгляд лишал ее присутствия духа. Он был таким понимающим. И Серену охватила быстрая, жаркая дрожь.
– Нам надо объясниться, Серена. Поговорить.
– Ладно. Тогда мне следовало бы предложить тебе присесть, но… – Не к месту хихикнув, она указала на кровать, единственный предмет мебели в комнате, если не считать крохотного столика, на котором возле тарелки с остатками обеда лежали шпильки для волос и ее драгоценности. Кровать была огромная, на античный лад, настолько высокая, что на нее приходилось подниматься по приставной лесенке, с тяжелым пологом из коричневого шелка и камчатным покрывалом.
Они молча уставились на это ложе. Наконец Джонатан заговорил, пожав плечами:
– Воспользуемся ею как диваном.
Он снял ботинки, поднялся по лесенке и уселся на покрывале, облокотившись на переднюю спинку кровати.
– Видишь? Вполне годится.
– Думаю, что так, – с улыбкой согласилась Серена. Краешком глаза она заметила, что на подносике возле ее тарелки на столике стоит бутылка вина.
– Хочешь вина?
– С удовольствием.
Серена взяла бутылку и налила вина в бокал, потом вскарабкалась по ступенькам на кровать и вручила его Джонатану. Они пили вино в приятном молчании, передавая друг другу единственный бокал, наполняя его раз за разом до тех пор, пока бутылка почти не опустела. Напиток, распространяясь по телу Серены, снял напряжение.
Наконец она заговорила:
– Ты знаешь, я снова начинаю верить тебе. Так мне кажется. Ну… иногда.
Она коротко рассмеялась. Это было правдой. После того, что происходило с момента, когда он стал первым свидетелем на бракосочетании Фебы и Себастьяна, у нее не осталось сомнения в том, что Джонатан неукоснительно скрывает ото всех ее подлинную сущность и что она может довериться ему во всем.
Уголки его губ слегка приподнялись.
– Я воспринимаю это как некий прогресс, – сказал он.
– С твоей стороны очень великодушно, что ты сопровождал меня в поездках во время поисков моей сестры.
Он пожал плечами и сказал:
– Любой нормальный человек поступил бы точно так же.
– Нет. – Она побарабанила кончиками пальцев по бокалу. – Отнюдь не любой. Уилл, например, не одобрил бы моего участия в такой поездке и, разумеется, не стал бы искать мою сестру. Он ни в коем случае не одобрил бы брак между Фебой и Себастьяном. А если бы узнал, что Феба зачала ребенка еще до того, как они покинули Лондон…
Серену аж передернуло при одной мысли о том, как отреагировал бы на это Уилл. Нет, он ни в коем случае не пришел бы в ярость, он просто осудил бы это.
– Лэнгли вовсе не намерен осуждать кого бы то ни было. Он желает твоей сестре благополучия, как и ты сама.
Серена скривила губы.
– И ты его теперь защищаешь.
– Он мой друг. Я знаю, что побуждения у него самые добрые.
Серена передала Джонатану бокал и снова прислонилась к спинке кровати. Его близость возвращала ее во времена много лет назад, когда они лежали на траве и смотрели на небо.
– Мы были очень молоды шесть лет назад, верно? – спросила она негромко. – Я тогда думала, что мы могли бы управлять миром.
– Нет, – возразил он. – Не можем.
Она не обернулась к нему.
– В прошлом так много всякого, что не можем исправить ни ты, ни я.
– Я понимаю.
– Но мы были очень молоды.
– Да.
– Но позже. Все эти женщины… кутежи… – проговорила она задумчиво. – Узнавать об этом было так же мучительно, как и о том, что ты отрекся от меня.
– Серена! – воскликнул Джонатан и повернул к себе, чтобы видеть ее глаза. – Поверь, – продолжил он почти шепотом, – если бы я мог вернуть все назад ради того, чтобы с твоего лица исчезло выражение отчаяния, я бы сделал это.
