Незримые тени - Дея Нира
Ее бескорыстная любовь накрывает его теплым уютным покрывалом.
Она его друг и жена, его верная спутница. О, как бы он хотел полюбить ее без остатка, целиком отдаться, погружаясь в чувство всепоглощающей радости, которая возникает в сердцах любящих друг друга людей! Он еще не оставил надежду, что так и произойдет.
Вчера, к примеру, Марина снова навещала его, оставив после своего ухода корзинку с горячим пирогом. Ведь он мог взять еды с собой, если бы захотел, но тут решала она. Ей непременно нужно было сделать все самой: замесить тесто, проследить за тем, как пирог поднимается в печи, извлечь его оттуда, чтобы завернуть в полотенце, положить в корзинку и, дойдя до маяка, преодолеть крутой подъем наверх. Ей безумно важно заботиться о нем, отдавая себя полностью.
Марина не умела иначе. И он признавал это. Порой его раздражало такое всепоглощающее чувство любви к нему. Ему так и хотелось порой сказать, чтобы она прекратила, чтобы думала больше о себе. Чувство вины, что вызывала ее безропотная любовь, давило на него тяжким бременем. В то же время он восхищался ею, понимая, что ничем не заслужил подобного отношения.
Деметрий толкнул тяжелую дверь, и петли жалобно заскрипели. Нужно смазать их маслом. Он включил рубильник, и цепочка электрических лампочек загорелась от входа до самого верха, петляя по кругу. Они горели совсем неярко, но этого света было достаточно.
Молодой смотритель резко выдохнул, и белое облачко рванулось от его рта, улетучиваясь. Он подхватил вязанку дров, что заготовил заранее, и стал подниматься наверх, с удовольствием вдыхая легкий сосновый запах. На каждой площадке задерживался взглядом на окнах высотой с человеческий рост и прислушивался к шуршанию снежинок, которые ветер то и дело швырял в оконное стекло.
Все-таки в работе смотрителя маяка были свои преимущества. Можно оставаться наедине с собой и своими мыслями, отдыхать в тишине.
На последней площадке мужчина внезапно остановился. Ему показалось, будто кто-то окликнул его. Он замер, прислушиваясь к звукам и шорохам, но ничего, кроме гулкого сквозняка не услышал. Опять это ощущение тревоги, что тяготело над ним время от времени.
Прекратится ли это когда-нибудь?
Внутри царила прохлада. Там, над потолком вахтенной комнаты, раздавался равномерный гул работающей лампы. Чугунная печь была приоткрыта, и Деметрий засунул туда поленья, одно за другим, чиркнул спичкой и постоял над печкой, ожидая, пока в ней разгорится жаркий огонь.
Когда это случилось, потянуло долгожданным теплом. Помещение нагревалось: теперь он мог скинуть куртку.
На одном столе лежали журналы, книги и приборы, а на другом расставлены банки, колбы, ящички. Не терпелось закончить один безобидный опыт, но нужно было сперва заполнить журнал. Деметрий не позволял себе проводить такие опыты, которые бы повредили маяку.
Он поднялся по узкому трапу, откинул люк и оказался в фонарной. Лампа работала исправно. Огромная и горячая, она вращалась в одинаковым ритме, бросая то свет, то тень на пол, стены и потолок. В темноте трудно было разглядеть что-либо, кроме мгновения, когда рассеянный поток яркого луча вырывал из черноты скалы, лед, темную поверхность океана и проплывающие порой айсберги.
Интересно, кто бы занял должность смотрителя, если бы он отказался? И где были бы они сейчас? Какой дом стал бы их убежищем?
День, когда они с отцом поднялись сюда, в самое сердце маяка, навсегда врезался ему в память.
– Запомни, – сказал тогда Петер, – от тебя будут зависеть чьи-то жизни там, в темноте. Капитаны кораблей будут всматриваться во мрак и искать огонек. Бледный, мерцающий. Для идущего судна это луч надежды и спасения, который ты направишь для него. Главное, никогда не дай ему погаснуть. Маяк должен светить от заката до рассвета. И это непреложная истина, уяснил? Может, и трудно придется, но я вижу, что ты крепкий по натуре. Справишься.
Не обошлось без некоторой волокиты с бумагами. Из морского ведомства прислали чиновника, который долго расспрашивал Петера о его преемнике, а затем настал черед разговора и с самим Деметрием.
Чиновник был строг и решителен, но отчего-то проникся доверием к молодому пареньку, а с Петера взял расписку, что тот обязуется обучить сына основам навигации и оптики, а также прочим премудростям.
– Жаль, что не моряк, как отец, – подытожил чиновник, однако подпись свою поставил.
В такой непростой работе смотрителю желательно было иметь помощника, и какое-то время Деметрий исполнял эти обязанности, пока не настал тот час, когда он подписал контракт, чтобы взять на себя полное управление маяком.
Он знал, что многие смотрители маяков беспробудно пьют, особенно если им случалось оказаться вдали от людей. Порой это приводило к печальным последствиям. Вот и его отец любил приложиться к бутылке. Деметрий помнил стойкий запах рома, что исходил от отца вперемешку с запахом табака.
Помнил и то, что избавило Петера от алкогольного пристрастия. То, что тот воспринял, как чудо небесное, а уж для жителей города само добровольное отрешение смотрителя от рома тоже стало своеобразным чудом.
София…
София?!
Едва он подумал о сестре, как предчувствие какой-то беды накрыло его тяжелой волной. Он отложил журнал и встал с табурета, вслушиваясь. Сквозь завывание ветра и гул, рождавшийся в маяке от движений лампы и сквозняков, расслышал, как хлопнула входная дверь.
В горле пересохло.
Деметрий выглянул на лестницу. Там уже поднималась фигура, закутанная в широкое пальто с капюшоном. Это была женщина. Он понял это по ее движениям. В руках она держала что-то, завернутое в большой лоскут ткани или платок, и нельзя было понять, что именно, пока женщина не вступила в круг света и обомлевший Деметрий узнал ее.
Сестра держала и покачивала на руках спящего ребенка. Она напевала колыбельную и двигалась как можно тише, видно для того, чтобы не потревожить дитя.
Деметрий стоял, как вкопанный, глядя, как София, засыпанная снегом, приподнимает капюшон и прикладывает палец к губам, призывая его к молчанию.
– Тсс, – произнесла она шепотом. – Вера уснула только что. Она ни за что не соглашалась лежать в кроватке, а потому мне пришлось ее убаюкать.
София выглядела очень спокойной, на лице отражалась лишь загадочная полуулыбка.
Он посторонился, пропуская сестру в комнату, с большим трудом стараясь не терять самообладания. София настороженно посмотрела на него.
– Ты ведь ничего не имеешь против, что мы пришли? – уточнила она, будто происходящее было в порядке вещей.
Деметрий принял как можно более расслабленный вид, хотя уже почувствовал, что это не к добру.
– Конечно, нет. Я немного смущен, решил, что вы уже легли спать. День был довольно утомительный.
– Это верно.
София огляделась.
– Прости, тут толком и присесть-то негде. Есть табурет, хотя и не слишком удобный.
– Это ничего,
