Девушка в белом кимоно - Ана Джонс
Идут минуты. Часы. И потом... приходит утро, облака насыщаются красноватыми отблесками долгожданного света.
Я собираю в кулак остатки воли, чтобы осмотреться и понять, где я нахожусь. Что я говорила Джин и Хатсу? «Мы знаем, что есть тропинка между роддомом и запертыми воротами и между роддомом и усыпальницей малышей. А все остальное — бесконечный лес с бесконечным забором».
Я поднимаю голову. Ну вот и все.
Мне просто надо снова взобраться на слона и решить проблему самым простым способом. В конце концов я выйду на одну из этих тропинок или наткнусь на забор. И в любом из этих случаев я смогу снова выйти к воротам.
Прижав грязные ладони к насквозь мокрым бедрам, я раскачиваюсь, чтобы подняться. Сначала я поворачиваюсь налево, потом направо, а потом оглядываюсь в ту сторону, откуда пришла. Путешествие в тысячу ри начинается с первого шага, так какая разница, в каком направлении он будет сделан? Пойду туда. И я делаю первый шаг. Потом второй. Потом третий.
Протянув перед собой руки, я иду вперед. Нога цепляется за вылезший из земли корень, я спотыкаюсь, но не падаю. И так случается еще раз. И еще. И еще. Бесчисленное количество раз. Между промокшим насквозь навесом и мхом я словно нахожусь в ином мире. Влажная земля забила даже мой нос. В мокрой одежде меня бьет такая сильная дрожь, что я стучу зубами. А вокруг так тихо. Птицы только начали шевелиться, и до слуха доносится что-то еще, что-то очень знакомое. Я склоняю голову и прислушиваюсь.
Вода.
Это ручей! Я подошла так близко? Очнувшееся сердце заставляет ноги двигаться быстрее. Я должна выбраться отсюда! Перелезая через высокие кусты, я надламываю еще влажные ветви и бросаюсь в просвет между зарослями, где нахожу русло реки. Подойдя ближе, я пытаюсь сориентироваться по направлению течения, а потом иду в нужном направлении. И наконец выхожу к нему.
К красному мостику. И к тропинке, которая ведет к... калитке.
Я бросаюсь бежать.
Под ногами у меня знакомая неровная поверхность мощеной дорожки, вьющейся между деревьями, и я бегу, пока не замечаю золотистые планки бамбукового забора. Подбежав, я врезаюсь раскрытыми ладонями в бамбуковую калитку.
Она проседает от моего усилия, но отбрасывают меня назад.
Я толкаю ее снова.
И снова.
Приникнув к щели, я замечаю предмет, от вида которого у меня обрывается сердце: новый замок по другую сторону калитки. Заведующей здесь нет. Неужели она ушла искать Хатсу? Или меня? Может, она считает, что это я сбежала?
И тут меня накрывают эмоции. Сначала я была спокойна и отстранена, не веря, что это может происходить со мной. Как это может быть? Откуда Матушка обо всем узнала? Но потом во мне родилась ярость, вырвавшаяся наружу тихим криком. Я бью калитку, еще и еще, потом резко разворачиваюсь и вижу перед собой ухмыляющуюся Чийо.
— Привет, Наоко.
И я сразу же понимаю, откуда Матушка могла обо всем узнать. И как она смогла так быстро нас разыскать. Мы обе были слишком глупы, недооценив ее возможности.
Никакие соглядатаи и сказочные лисы не шли ни в какое сравнение с этой подлой крысой.
ГЛАВА 30
Япония, 1958
За месяц лес вокруг меня успел сменить свой сезонный наряд, сбросив летнюю листву. Момидзи, кленовые деревья, вспыхнули ярко-красным, пронзительно желтым или оранжевым цветом. Я же довольствуюсь чужим, одолженным мне свитером серого цвета, чтобы не мерзнуть. Сейчас, когда солнца стало намного меньше, ветер легко выстужает тонкие стены этого дома. Мой шестимесячный живот, хоть и маленький для моего срока, но все же мешает плотно запахнуть мою накидку. К тому же на ней не хватает двух серебристых пуговиц.
Я сажусь и начинаю растирать лоб между бровей. Комната начинает качаться перед моими глазами, поэтому я снова ложусь и закрываю глаза. С удавшимся бегством Хатсу во мне что-то сломалось. Влажные пальцы дождя проникли сквозь мою кожу и сжались на горле моего духа. Это испытание стоило мне здоровья, я отощала до состояния «кожа да кости».
Тяжелый трудный вздох расправляет мои уставшие легкие.
Без Джин и Хатсу я осталась совершенно одна.
Может быть, я одна не только в этом доме.
Я лежу на боку, свернувшись калачиком и защищая живот. Я похудела, и у меня болят ноги и руки, оттого что я почти не двигаюсь. Матушка Сато держит меня на постельном режиме и согревает специальным чаем, чтобы я побыстрее выздоравливала. Больше всего она беспокоится о том, как бы у меня не случился выкидыш и не лишил ее нескольких месяцев оплаты.
Я же беспокоюсь о благополучии своего ребенка.
От Хаджиме так и не слышно ни слова. Как и от моей семьи. Я не знаю, как и где устроилась Хатсу, я постоянно о ней молюсь. Мне снится окаасан, и я взываю к ней. Я кричу: «Хаха!» — но она не отвечает, и я просыпаюсь в холодном поту и с жаром.
В комнате вдруг раздается громкий смех и болтовня Чийо.
— Это Наоко, но не обращай на нее внимания, — она буквально плюется этими словами, делая вид, что шепчет их девушке, которую я никогда раньше не видела. — Она думает, что замужем и что муж придет и ее спасет, — она добавляет что-то еще, но я не могу расслышать из-за ее хихиканья.
Новая девушка с любопытством смотрит в мою сторону. Она кажется какой-то угловатой: высокие скулы, острый подбородок, длинные волосы заправлены за оттопыренные уши, широко поставленные пытливые глаза глубочайшего карего цвета. У нее уже заметный живот, но до срока еще далеко. Она улыбается мне сомкнутыми губами, но я ей не отвечаю на улыбку.
У меня такое ощущение, что стоит мне закрыть глаза, как все знакомые мне лица вдруг исчезают, кроме Чийо.
— Пойдем, — говорит ей Чийо и тянет ее за руку. И они тоже уходят.
* * *
Переменчивая погода и разноцветная листва — все засыпает под надзором холодного января. Температура падает настолько, что моя и без того жидкая кровь перестает меня согревать. Здесь, в префектуре Канагава, редко идет дождь, но зимой стоит все время сонная погода. А я, похоже, просто не просыпаюсь. Я лежу в кровати, открывая глаза после полуденного тихого часа, и понимаю, что устала еще сильнее.
