Донна Валентино - Похититель моего сердца
– Ладно. Вы накачиваете Эдмондса своим чаем, а я его связываю и устраиваю на уютной куче соломы рядом с Куинни. Думаю, если солдату вдруг не понравится ложе, я смогу оказать ему дополнительную любезность чурбаком по затылку.
– Благодарю вас, – прошептала Джиллиан.
– Две ночи, не больше. Если Карл Стюарт к тому времени не появится здесь, вы собираете вещи и едете в Линчестер.
– Четыре ночи…
– Три.
Джиллиан кивнула в знак согласия, хотя ее всю трясло от потребности войти в дом, и она знала, что никогда не сможет поехать в Линчестер.
– Теперь мы заговорщики, – сказала она. – Что будем делать?
– То, что чаще всего делают заговорщики. Ждать.
– Он съел весь мой ужин, – пожаловался Уилтон, когда Джиллиан вошла в кухню.
Мистер Эдмондс сидел, развалясь на стуле, и Джиллиан сжала кулаки, спрятанные под складками юбок. Облегчение от того, что она оказалась наконец дома, было уничтожено яростью, вскипевшей при виде самоуверенной надменности Эдмондса, – ведь это был стул Камерона. Эдмондс лениво покачивался, поставив стул на задние ножки, и Джиллиан захотелось скинуть наглеца прямо на пол.
– Миссис Поджетт должна была оставить достаточно… для троих, – про себя закончила Джиллиан.
– Там было достаточно для женщины, – хмыкнул Эдмондс, а затем кивнул в сторону Уилтона, – для женщины и слабоумного.
Ногти Джиллиан впились в ладони. Она знала, что рискует, оставляя отца наедине с Эдмондсом, но у нее не было выбора.
– Доктор Смит никогда не съедал мою порцию, – проворчал Уилтон. – Молодой доктор Смит – настоящий джентльмен.
– Кто такой доктор Смит? – спросил Эдмондс.
– Ученик моего отца. Его сейчас нет дома.
– Когда он вернется?
– Я… я не знаю.
– Значит, здесь сейчас только вы с сумасшедшим стариком, – Эдмондс выпрямился на стуле, – и я.
В том, как Эдмондс смотрел на нее, было что-то такое, что заставило Джиллиан сказать:
– Доктор Смит может вернуться в любую минуту.
Эдмондс некоторое время изучающе смотрел на нее, после чего его губы изогнулись в хитрой ухмылке.
– Я сейчас выпью ваш чай, – сказал он. – А потом, может быть, вы запрете этого старого дурака и закроете на ночь дверь на засов, а нам с вами принесете эля?
У Джиллиан не было никаких сомнений ни в похотливых намерениях, кроющихся, за его предложением, ни в том, что Эдмондс уверен: загадочный доктор Смит в ближайшее время не появится на этой кухне.
– Мы не держим в доме эля, так что я сейчас принесу вам чай.
Джиллиан поспешила в кладовую и схватила пучки трав, которые на время лишили бы Эдмондса чувств. Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы не расплакаться от сознания, что она стоит там, где спал Камерон. Ни разу с момента своего появления Камерон не давал ей оснований опоить его до потери сознания. Она подождала несколько мгновений, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы прекратить дрожь в теле, и вернулась на кухню.
Отец был прав, назвав Камерона истинным джентльменом, думала Джиллиан. Камерон никогда не оскорблял ее отца, не пользовался своей силой, чтобы взять себе больше положенной ему доли еды, не смотрел на Джиллиан так, как смотрел сейчас мнимый джентльмен Эдмондс: его блестящие от предвкушения удовольствия глаза впились в ее грудь.
Джиллиан работала, содрогаясь от отвращения, и думала, что, пока все внимание Эдмондса сосредоточено на ее женских прелестях, он по крайней мере не торопится идти в Брамбер.
Когда отвар настоялся, Джиллиан охлаждала его до тех пор, пока могла выдерживать похотливый взгляд негодяя. У отвара был неприятный привкус, и она боялась, что Эдмондс откажется пить больше одного-двух глотков, если напиток окажется горячим, и его нельзя будет выпить залпом.
Когда она поставила перед ним чашку, Эдмондс понюхал напиток и скривился.
– Что это?
– Чай.
– Никогда не видел такого чая.
– Мы здесь живем просто, мистер Эдмондс, и пьем травяные отвары, а не новый китайский чай. Вот, папа, твоя чашка, а я сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть.
Гораздо проще было бы, если бы отец уснул, тогда не пришлось бы беспокоиться, что он скажет лишнее и уничтожит имеющиеся пока у Камерона возможности. Уилтон отхлебнул немного и, не глотая, посмотрел на дочь расширившимися от удивления глазами.
– Давай, папа, пей свой чай, – настаивала она.
– Но, Джиллиан, это же… – возразил он, послушно проглотив остаток.
– Я знаю, это наш лучший чай. Мы должны быть гостеприимными и предложить мистеру Эдмондсу все самое лучшее из своих скудных запасов.
После этих слов Эдмондс наконец с улыбкой запрокинул голову и залпом осушил чашку.
Джиллиан никогда раньше не замечала, насколько пустыми были ее дни. Вот уже два дня она ничего не делала: просто сидела и смотрела на строчки медицинского трактата, лежавшего у нее на коленях.
Теория кровеносной системы человека, написанная доктором Харви, воспринималась гораздо легче после многих часов, в течение которых ее отец объяснял текст Камерону; и все равно она не могла вызвать в себе интерес к овладению тонкостями движения крови, к уяснению роли пульса. У Джиллиан вдруг возникла неприязнь к изучению чего бы то ни было, имеющего отношение к функциям человеческого организма, которыми управляет сердце. Теории, рассматривающие сердце как бессмысленную мышцу, казались ей несостоятельными. Как такое возможно? Сердце Джиллиан так болело, тоскуя по Камерону, что она бы не удивилась, если бы оно вдруг остановилось, прекратив свое бесконечное биение.
Дом в лесу всегда представлялся ей идеальным, однако сейчас он казался гулким и пустым. Он словно тосковал по присутствию Камерона. Уединенность, которой Джиллиан прежде очень дорожила, теперь давила на нее. Никогда раньше она не осознавала недостаток издаваемых человеком звуков, даже таких слабых, как шарканье по полу мужских сапог, скрежет ножа, отщепляющего лучину, глухой стук лопаты, перекапывающей землю под сад, который уже никогда не будет посажен.
Джиллиан почувствовала себя одинокой. Она всегда была одинока, но теперь, после того как появился Камерон, и она поняла, что значит гореть любовным огнем, ей стало намного хуже. Джиллиан вдруг позавидовала ускользающему сознанию своего отца. Если бы она могла утратить целые куски воспоминаний и сидеть здесь в ожидании, не испытывая пронизывающей боли…
Нет, она не хотела ничего забывать.
По всей Англии вдовы и матери тихо и тайно бодрствовали, думая о мужчинах, которые тайком ушли, чтобы поддержать короля. Многие семьи, как и семья Камерона, были выброшены из домов, где жили их предки. И ни одна из этих женщин не впала в уныние.
