Мишель Яффе - Звездочет
Теперь Йен не сомневался, что и Европы будет мало для того, чтобы поместить на своей территории их обоих, но все же сел обратно в кресло. Он окончательно утвердился в своем первоначальном намерении переломать Анджело кости и скормить их ослам.
— Поскольку Бьянку приговорили к смерти — вы, наверное, уже знаете об этом, — ее состояние перейдет к Аналинде в качестве приданого. Если вы сочтете возможным взять ее вместо Бьянки, я уверен, что мы сможем легко договориться. Мы даже готовы привести Аналинду сюда, если вы хотите разделить с ней ложе до помолвки, как вы поступили с Бьянкой.
Если бы Анджело сумел затеряться в кишечнике кита, который бороздит моря на другом конце света, Йену показалось бы, что он спрятался не слишком далеко. Хотя в таком случае он был бы лишен наслаждения убить его своими руками. Йен хотел спросить его, так ли высоко он оценивает способности сестры в постели, как умения своей кузины, но не смог, потому что челюсти у него свело от ярости. Он пришел в себя и велел ему убираться вон как раз в тот момент, когда вернулись остальные Арборетти.
Они задержались у входа, потому что Себастьян и Тристан заспорили, как лучше подойти к Йену. Криспин высказался за удушение, Майлз настаивал на ударе шпагой, Тристан подумал о камнеметательной машине, а Себастьян предположил, что лучше всего подойдет заряд пороха. Даже Франческо вмешался в общее обсуждение, предложив мазь, вызывающую чесотку, о которой никто ничего не знал. Только настояв на том, что убийство Йена лишь повредит их стремлению спасти Бьянку, Роберто убедил остальных прибегнуть к словам, а не к оружию. Хотя это не помешало Майлзу на всякий случай проверить, достаточно ли остер его кинжал.
Их воинственность не распространилась на Анджело, однако он поднялся при их появлении и быстро покинул комнату.
— Убедитесь в том, что он покинул дом, — приказал Йен слуге, после чего обернулся к своим родственникам: Судя по вашему виду, вы уже слышали новость.
Они заранее договорились, что разговор поведет Роберто, но Криспин не удержался и выступил вперед:
— Нам незачем было ее слышать. Мы присутствовали в суде, и ее осудили у нас на глазах.
— Наверное, это было невероятно захватывающее зрелище, — заметил Йен, прихлебнув граппы. — Она не упала на колени и не стала молиться своему ангелу-хранителю?
— Нет, она выкрикнула твое имя трижды и умоляла о прощении. — Обычная полушутливая манера Криспина мгновенно преобразилась в ледяной сарказм.
— Она превзошла саму себя в таком случае, — удивленно приподнял бровь Йен. — Молить меня о пощаде… — Он покачал головой. — Это наверняка поняли неправильно. Ей следовало обратиться не ко мне, а к Богу.
— Ну, не знаю. После того как ты покинул зал заседания с видом божества, которое вправе играть жизнями и чувствами таких простых смертных, как Бьянка Сальва, неудивительно, что в ее сознании вы двое перепутались.
— Пойдем, Криспин. — Франческо взял его за локоть, но тот сбросил его руку.
— Нет. Пришло время прямо сказать ему, что он самовлюбленный ублюдок.
— Я и сам это знаю, — невозмутимо ответил Йен. — Не трать силы понапрасну.
— Нет, не знаешь, — решительно покачал головой Криспин. — Ты думаешь, что я говорю о том эгоизме, в котором тебя обвиняла Мора? Я говорю об эгоизме, который закрывает от тебя людей, любящих тебя, и мешает им довериться тебе, об эгоизме, который заставляет тебя хранить опасные тайны, чтобы при случае использовать их против тех, кто тебе их доверил. Я говорю об эгоизме, побудившем тебя отказаться от единственной женщины, которая тебя любила и которую, я полагаю, ты мог бы полюбить, если бы был способен на такое чувство. Тот же эгоизм вынуждает твоего брата оставаться в стороне и в бездействии наблюдать, как ты разрушаешь свою личность. Вот что я хотел сказать.
Никто не шевельнулся. Спустя минуту Йен допил граппу и как ни в чем не бывало спросил:
— Что-нибудь еще?
Криспин опустился на стул перед братом и обхватил голову руками.
— Твоя речь была очень трогательной, но я ничего не понял. Кажется, ты считаешь, что Бьянка любит меня и что я, отказываясь ответить на ее чувство, разрушаю себя. Избегать брака с лживой преступницей — значит уничтожать себя? Боюсь, мне этого не дано понять. К тому же я не знаю, что дало тебе основание утверждать, что она меня любит. Ее кузен только что убедительно доказал мне обратное.
Криспин так и сидел в кресле неподвижно, но, казалось, прислушивался к его словам. Остальные Арборетти сгрудились у него за спиной, а Йен тем временем продолжал:
— Он поклялся, что не только был помолвлен с Бьянкой до меня, но и неоднократно пользовался своим правом будущего супруга.
— Это не первый случай, когда мужчина лжет, чтобы добиться реванша над женщиной. — Майлз встал на защиту Бьянки.
— Возможно, — невозмутимо отозвался Йен. — Но он представил неопровержимые доказательства. Он смог описать самые интимные части ее тела, например, родинку на правом бед… — Йен вдруг замолчал, потому что получил сильнейший удар в живот. Или так ему показалось. Ему в голову вдруг пришла мысль, от которой его в буквальном смысле отшвырнуло назад в кресло. Он лихорадочно рылся в памяти, стараясь припомнить все детали разговора с Анджело, чтобы утвердиться в своей правоте. Ошибки быть не могло: Анджело сказал, что родинка была на правом бедре, но это не так. Любой, кто хоть раз касался ее губами, ощущал шелковистую теплоту ее кожи, не мог перепутать — родинка была слева. Ее правое бедро было безупречно красиво, но по-другому. Внутренний голос укорял его в забывчивости. Впрочем, может быть, Анджело не настолько утончен в искусстве любви, чтобы точно помнить такие детали? Как доказательство того, что Бьянка никогда не спала с Анджело, не лгала ему, не старалась обворожить притворной невинностью и фальшивыми признаниями в любви, ошибка Анджело была недостаточна.
Йен так и не смог прийти в себя от мнимого удара в живот. Он согнулся пополам и, казалось, утратил все жизненные силы. Он потянулся к бутылке граппы, но Франческо решительно убрал ее и так строго посмотрел на Йена, что тот не осмелился спорить. Он тяжело вздохнул и посмотрел на Криспина.
— Ты обвинил меня в том, что я храню опасные тайны, которые причиняют зло моим близким. Я полагаю, ты имеешь в виду секреты Бьянки. Так вот, я поведаю их вам, а вы сами решайте, так ли это. — Криспин хотел возразить, напомнив ему, что существуют и другие, более старые тайны, но Йен продолжал как в тумане: — Я обручился с Бьянкой Сальвой, потому что считал ее убийцей. — После такого вступления в комнате воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на Йена не отрывая глаз. — Получив записку срочно явиться в дом Изабеллы Беллоккьо, я пришел туда и поднялся на женскую половину. Там я застал Бьянку, которая стояла над остывающим телом Изабеллы с кинжалом в руке. — Йен пошарил на столе среди бумаг и достал кинжал. — Вот с этим. Как видите, на нем герб Фоскари. Как любой другой на моем месте, увидев женщину, труп и кинжал одновременно, я предположил, что это она убила Изабеллу, и обвинил ее. А она, как всякая глупая, упрямая женщина, стала протестовать. — Йен взглянул на Франческо и Роберто: — Это вы советовали мне жениться, утверждая, что общество женщины поможет мне избавиться от ночных кошмаров и всякой тому подобной ерунды. Когда я увидел эту женщину, чьи руки были обагрены кровью, я решил воспользоваться случаем и преподать хороший урок вам обоим, а заодно и ей самой. Публично и официально заявить о помолвке было вовсе не рискованным делом, решил я, потому что ее скоро осудят на смерть за убийство, а ее пребывание в доме избавило бы меня от ваших бесконечных лекций о пользе брака.
