Кэтрин Сатклифф - Жар мечты

– Так зачем же ты сделал это?

– Ради Саммер. Ты недостоин ее, она заслуживает лучшего мужа, но остаться вдовой в ее-то годы? Неужели ты думаешь, что сможешь справиться с Теннисоном в одиночку?

– Это мое дело!

– Если ты просто ищешь смерти, так приставь этот проклятый револьвер к своей голове!

Мужчины стояли лицом к лицу. Наконец Ник медленно отступил и снял палец со спускового крючка. Шон поправил воротник, передернул широкими плечами и налил виски в стакан, который по-прежнему сжимал в руке.

– Что такое женщина в судьбе мужчины, а, Сейбр? – Шон залпом выпил виски и налил себе еще. – Мужчины завоевывали страны и покоряли континенты. Мы построили колизеи, мы изобрели лекарства от болезней и создали машины, которые движутся силой пара. Дьявол, мы, наверное, будем когда-нибудь летать по воздуху. Может, даже, путешествовать на Луну. И все-таки нас снова и снова ставит на колени хорошенькое личико и невинная улыбка. Так было и будет всегда! Кстати, не хотите ли выпить, ваша светлость? Давай, давай, я нюхом чую, ты уже пропустил пару рюмок, прежде чем примчаться сюда и дубасить в мою дверь.

Неверной походкой Шон прошел на кухню и вернулся еще с одним стаканом. Налив в него виски, он опустился на стул и протянул стакан Нику. Ник не двинулся с места. Наконец Шои сказал:

– Я просто предлагаю тебе выпить. Я не дружбу свою навязываю. И если ты откажешься, я выпью сам… Поколебавшись, Ник нехотя согласился. Шон уселся поудобнее и посмотрел в огонь.

– Мне очень жаль твоего ребенка, – сказал он. – Я могу понять тебя… Может, и ты поймешь меня? Шон покачал головой. – Ты любишь, а потом какая-то внешняя сила лишает тебя любимой…

– Между Колин и мной ничего не было.

– Я знаю… – голос Шона звучал глухо. Он допил виски, зажмурился и вздрогнул. – Я знаю, – повторил он спокойнее. – Именно поэтому я и не мог принять ее отношения к тебе. Я не мог поверить, что женщина может влюбиться в человека, который совершенно не отвечает ей взаимностью. Только теперь я начинаю прозревать. Полюбить кого-то и не найти взаимности… Матерь Божья, одного этого достаточно, чтобы превратить любого человека в буйнопомешанного! – он тихо вздохнул и продекламировал:

«Сказал я любимой, признался в любви я, что в сердце моем жила, С волнением, трепетом, страхом, но Она все равно ушла. А вскоре, когда я остался один, Мимо прошел другой, И молча ее он увел с собой, едва поманив рукой».

Взглянув на Ника, он сказал:

– Перси Шелли, кажется…

Ник отрицательно покачал головой.

– Уильям Блейк, «Секрет любви».

– Какая разница… Бедняга попал в самое яблочко. Нужно клуб организовать для таких, как мы. Клуб несчастных в любви. «Женщины не допускаются, кроме таких уродливых, от одного вида которых часы останавливаются». Присядь, и мы, помозгуем, как быть с Роем Тэннисоном… На улице слишком холодно, чтобы просто так скакать туда-сюда, убивая людей…

– Ты скажешь мне, кто избил мою жену? Шон глотнул виски.

– Мне, правда, очень жаль Саммер и вашего ребенка, – вздохнул он. – Если бы я только мог помочь…

– Просто назови мне имена этих ублюдков, Шон.

– И ты подставишь себя под пули? Хорошенькую услугу я окажу Саммер, правда? Кроме того… – он отставил в сторону стакан и посмотрел Нику в глаза. – Тебе все равно не удастся отомстить в одиночку. Нужно заручиться поддержкой друзей и наносить удар за ударом по каждому из членов Клана. – Уперевшись локтями в колени, Шон с пьяной улыбкой взглянул на Ника. – Весь фокус в том, чтобы уничтожить их, не убивая. Нанести удар, когда они меньше всего его ждут, как поступают они сами…

– Кто это «они»?

– Ормсби, Макенни. Пара новых работников, нанятых Тэннисоном. Их зовут Ральф Джилстап и Говард Гете.

Ник шагнул к двери, но Шон опередил его, встав на пути.

– Подумай, что ты делаешь, Сейбр. Ты уже убил человека и успел раскаяться в этом. Ты потерял ребенка, но у тебя осталась Саммер; у вас будут другие дети… Если только тебя не убьют и не упекут в тюрьму.

Шон был прав, и Ник знал это. Постаравшись усмирить свой гнев, он осознал, что снова очень близко подошел к потере контроля над собой.

– Возвращайся к жене, – сказал Шон. – Мы разберемся с этим, когда немного выспимся.

– Мы? – переспросил Ник.

– Да, – Шон улыбнулся, протягивая ему руку. – Мы.

Третий вечер подряд Саммер вставала с постели и подходила к двери, ведущей на улицу из кухни. Отсюда она подолгу смотрела вдаль. Туман почти всегда закрывал из виду маленький белый крест, отмечавший то место, где на прошлой неделе Николас похоронил младенца. Она еще ни разу не ходила на могилу. Николас не позволял ей, пока не окрепнет. Сам же он бывал там каждый день, иногда останавливаясь на несколько минут, иногда проводя там гораздо больше времени.

Саммер опять теряла Ника. С каждым прошедшим днем он все больше замыкался в себе.

Он стал больше пить. По ночам он вставал с постели и тихо выходил из спальни. Девушка слышала, как он меряет шагами комнату, как тихо звякает о стакан бутылка, а когда перед рассветом муж без сил валился в кровать, от него отвратительно пахло виски.

Ник накапливал гнев, лихорадочную ярость, и это было видно по тому, как напряжен он был, какой сумасшедший огонь вспыхивал в его черных глазах. Но больше всего Саммер волновало то, что в подобном состоянии находились и другие мужчины-какаду.

Несколько раз за последние дни Дэн, Арни и кто-то еще встречались с Николасом у сарая, где хранилась шерсть. Потом Николас стал уходить из дому после наступления темноты и возвращался только на рассвете. Дора и Нан рассказали Саммер, что их мужья тоже ведут себя странно, и что они очень волнуются. Саммер предчувствовала недоброе. Беда готова была обрушиться на них в любой момент.

Поздно ночью Саммер проснулась, дрожа от очередного привидевшегося ей кошмара. Лицо ее было мокрым от слез: она рыдала снова и снова переживая во сне тот момент, когда бандит в капюшоне набросился на нее с кулаками. Каждый день, каждую минуту она задавала себе вопрос: а что было бы, если бы она не сопротивлялась? Тогда, может, они бы не поступили с ней так жестоко. Почему она не осталась дома, как того хотел Николас? Неужели она сама виновата в случившемся?

О Господи, сможет ли Николас когда-нибудь простить ее за то, что она не уберегла единственное, что приносило ему радость в его нелегкой жизни?

Поддавшись отчаянию, девушка протянула руку, чтобы коснуться Николаса – впервые за все время, прошедшее со дня смерти ребенка. Его половина кровати была пуста.

С трудом поднявшись, она увидела полоску света, пробивающуюся из-под закрытой двери. В коридоре Николас натягивал на себя куртку.