Джейн Остин - Гордость и предубеждение
– И почему это миссис Форстер не пригласила меня вместе с Лидией? – говорила она. – А могла бы и пригласить, хотя я и не являюсь ее близкой подругой. А у меня, кстати, не меньше оснований быть приглашенной, тем более, что я на два года старше Лидии.
Как не пыталась Элизабет урезонить Китти, бесполезными оказались попытки Джейн успокоить ее, заставить смириться со злой судьбой. Что же касается самой Элизабет, то это приглашение не только не вызвало у нее таких же чувств, как у матери и Лидии, а наоборот – она считала его смертным приговором любой возможности призвать последнюю к здравому уму; ничего, кроме отвращения, поездка в Брайтон вызвать у нее не могла, поэтому Элизабет просто была не способна удержаться и тайком советовала своему отцу не позволять Лидии ехать. Она объяснила ему все недостатки поведения Лидии в целом и сказала, что от дружбы с такой женщиной, как миссис Форстер, толку будет мало, зато – с такой компаньонкой – появится возможность еще более безрассудного поведения в Брайтоне, где соблазнов непременно будет гораздо больше, чем дома. Отец внимательно выслушал Элизабет, а потом сказал:
– Лидия никогда не успокоится, пока не получит возможность похвастаться в том или ином месте, и вряд ли она когда-нибудь еще получит такую возможность сделать это при таких малых затратах и таких незначительных неудобствах для своей семьи.
– Если бы вы знали, – ответила Элизабет, – какой вред всем нам может причинить безответственное и безрассудное поведение Лидии, став известным для широкой публики, – и даже больше – не может, а уже причинило! – вы, я уверена, воспринимали бы все это иначе.
– Уже причинило? – отозвался мистер Беннет. – Она что, успела отвадить каких-то твоих кавалеров? Моя бедная Лизанька! Но пусть это тебя не угнетает. Не стоит сожалеть по поводу пугливых молодых людей, которые боятся иметь глупых и немного безрассудных родственников. Ну, давай – познакомь меня со списком тех жалких ничтожеств, которые высокомерно отнеслись к глупости Лидии?
– Нет, вы ошибаетесь. Пока у меня нет оснований жаловаться. Я говорю не о каком-то конкретном вреде, а предостерегаю против возможного вреда вообще. Наша репутация и доброе отношение к нам широкой общественности могут пострадать от своенравных особенностей характера Лидии: от неуправляемости, от исступления, от наглости, от отрицания каких-либо ограничений. Извините, но я должна быть откровенной. Если вы, дорогой мой отец, не потрудитесь обуздать бурную энергию Лидии и растолковать ей, что ее нынешние развлечения не должны стать делом всей жизни, то вскоре исчезнет всякая надежда на улучшение. Ее характер сформируется, и в свои шестнадцать лет она станет убежденной вертихвосткой и выставит на посмешище всю свою семью. К тому же она станет вертихвосткой худшего и ничтожного рода: кроме молодости и привлекательности, у нее не будет никаких других добродетелей; а из-за своего невежества и бездумности она будет неспособной хоть как-то осознавать презрение, которое будет вызывать у широкого круга ее безудержная жажда нравиться мужчинам. Такая же опасность грозит и Китти. Что бы ни делала Лидия, она всегда будет делать то же самое. Тщеславные, невежественные, ленивые и абсолютно безудержные! О! Дорогой мой отец, их же непременно будут осуждать и презирать везде, где бы они ни появлялись, а тень позора будет падать на их сестер!
Мистер Беннет, увидев, что эта тема глубоко затрагивает чувства Элизабет, нежно взял ее руку и ответил:
– Дорогая, не расстраивайся. Там, где тебя и Джейн хорошо знают, там вас всегда будут уважать и ценить; и тебе вовсе не навредит то, что у тебя две или даже три глупеньких сестры. Не будет у нас в Лонгберне покоя, если Лидия не поедет в Брайтон. Пускай едет. Полковник Форстер – человек рассудительный; он сможет уберечь ее от настоящей беды, а Лидия, к счастью, слишком бедна, чтобы стать объектом чьих-то посягательств. Офицеры найдут женщин, более достойных их внимания. Поэтому надеемся, что Лидия, побывав там, осознает собственную незначительность. Во всяком случае, если она действительно отобьется от рук, то нам ничего не помешает держать твою непослушную сестру взаперти всю оставшуюся жизнь.
Вот таким ответом и вынуждена была довольствоваться Элизабет, но ее собственное мнение осталось неизменным, и она ушла, оставив своего отца разочарованным и расстроенным. Однако она не привыкла еще больше усиливать свое раздражение, постоянно думая о тех бедах, которые его вызвали. Элизабет знала, что свой долг она выполнила, а переживать из-за каких-то неизбежных проблем или только приумножать их бессмысленным ходатайством было не в ее характере.
Если бы Лидия и матушка знали содержание ее разговора с отцом, то даже у них обоих не хватило бы разговорчивости, чтобы выразить свое возмущение. В воображении Лидии посещение Брайтона было ничем иным, как неземным блаженством. Ее безудержная фантазия уже рисовала ей улицы этого веселого курорта, до отказа заполненные офицерами. Она представляла себя объектом внимания десятков и сотен этих – до сих пор ей неизвестных – военных. Она видела также лагерь во всей его величественной красоте: тенты, тянущиеся вдаль безупречно ровными рядами, а в тентах – множество веселых молодых людей в ослепительно багровых мундирах, и она сама – в одном из тентов и флиртует с не менее чем шестью офицерами сразу.
Интересно, что чувствовала бы Лидия, если бы узнала, что сестра хочет лишить ее таких блестящих перспектив, которые могут стать реальностью? Только мать могла ее понять, потому что, наверное, сама когда-то была в похожей ситуации. Поездка Лидии в Брайтон была для нее единственным утешением, потому что она с грустью осознавала, что сам мистер Беннет туда ни за что не поедет.
Но и Лидия, и ее мать совсем не догадывались о содержании разговора, поэтому их экстаз длился с небольшими перерывами, пока Лидия не уехала.
Вскоре Элизабет должна была увидеться с мистером Викхемом последний раз. По возвращении ей часто приходилось быть с ним в одной компании, и ее волнение почти исчезло, а бывшая симпатия иссякла вообще. Теперь даже в той приветливости манер, которая сначала так понравилась ей, научилась она видеть неискренность и некое подобие превосходства и скуки. Более того, его нынешнее обращение с ней стало еще одним основанием для недовольства, потому что вскоре он снова проявил склонность к ухаживаниям, которые были характерны для начала их знакомства и которые сейчас ее только раздражали. Опять почувствовав себя объектом пустой и фривольной галантности, она потеряла к Викхему всякий интерес. Постоянно пытаясь положить конец этой галантности, Элизабет с неприятностью осознала, что он до сих пор является убежденным в том, что как бы давно и из-за чего эти ухаживания не прекратились, ее самолюбие будет чрезвычайно польщено их восстановлением, и она непременно отдаст ему предпочтение перед всеми остальными.
