Сильвия Соммерфильд - Любовная капитуляция
Донован вернулся к себе и уселся за письменный стол, занявшись счетами, чтобы скоротать время. Чернильница была полна, гусиных перьев — в избытке; окна занавешены тяжелыми портьерами. Все — новое, специально для этой комнаты купленное Кэтрин. Оглядевшись, Донован понял, что каждая вещь напоминает о жене. Она должна вернуться сюда, ее место здесь… Когда в дверь негромко постучали, Донован радостно улыбнулся: наверное, это Кэтрин опомнилась и вернулась. Он распахнул дверь и с разочарованием увидел на пороге Энн.
— Милорд, вы разрешите мне поговорить с вами?
— Конечно!
Он пропустил ее и закрыл дверь.
— Мне неудобно тревожить вас в позднее время, милорд. Но вас весь день не было…
Донован взял ее под руку и усадил у камина, а сам устроился напротив. Энн казалась такой напряженной и встревоженной, что он решил не тратить время на вступительные любезности.
— Прошу, — сказал он коротко.
В отсветах каминного огня Энн казалась необыкновенно красивой, и Донован подумал, что никогда не видел ее такой.
— Я хочу знать от вас всю правду, — сказала она торопливо. — Что случилось с нашим домоправителем Эндрю Крейтоном?
Донован удивленно приподнял брови:
— Эндрю — английский шпион.
Энн не стала лгать, что не может в это поверить или что не знает об этом.
— Шпион… — эхом повторила она его слова.
— Да, сударыня, рыцарь из Дорсетшира. Сэр Уильям Френсис Эндрю Крейтон. Он был вместе с Генрихом Тюдором в изгнании, причастен к первой попытке Генриха занять престол, был схвачен, но бежал. Бог его знает, как, — очень немногим удавалось ускользнуть от Ричарда III.
Донован нахмурился. Он чего-то не понимал: Энн была поражена, но что-то вроде гордости мелькнуло на ее лице.
— Завидная биография… в своем роде, — сказал Мак-Адам. — На редкость умен и едва не обвел нас вокруг пальца.
Энн взглянула ему в глаза.
— И где же он сейчас?
— Под стражей.
Энн закусила губу. Он жив… и он рядом. Ей захотелось как можно скорее уйти, чтобы не выдать себя. Если кто-то заподозрит, что она любит Эндрю… Энн задрожала при одной мысли об этом.
— Еще раз прошу прощения, что потревожила вас; но мне хотелось все точно знать. Вы должны понять меня, милорд, Крейтон был очень великодушен и верно служил нашим интересам.
Энн поднялась.
Донован тоже встал, чтобы проводить ее к двери.
— Леди Энн!
— Да?
— Вас… вас послала узнать о нем Кэтрин?
Энн удивилась.
— Нет, это интересовало непосредственно меня. — Она протянула руку, и Донован поцеловал ее. — Спокойной ночи, милорд.
Она ушла, а его разрывали мучительные сомнения. Правду ли сказала Энн? Неужели ее подослала Кэтрин? А раз так, значит, она и в самом деле любит Эндрю Крейтона!
Донован залпом выпил бокал виски, затем еще один. Так или иначе, он должен получить ответ на свой вопрос. С этой мыслью он повернулся и вышел из комнаты.
20
Эндрю стоял перед Донованом в его кабинете. От долгого пребывания в темноте его глаза никак не могли привыкнуть к яркому свету, и от этого он щурился. Однако он внимательно следил за Донованом: тот сидел, откинувшись на спинку кресла, позади него горел камин, но на огонь Эндрю смотреть не мог.
По кивку Донована один из его людей приказал Эндрю снять камзол и рубашку. Тот подчинился, отдавая должное проницательности Донована: шотландец хотел видеть его левое плечо. На лице Донована появилась зловещая улыбка: шрам на левом плече Крейтона был совсем свежим.
— Одевайтесь, — приказал Мак-Адам.
Шотландец был одет с безукоризненным вкусом, на поясе у него висел позолоченный, великолепно украшенный кинжал. Донован был гладко выбрит. Эндрю остро прочувствовал, сколь различно их положение: на нем была одежда слуги, лицо обросло, волосы спутались.
— Сэр Эндрю Крейтон? — с издевкой спросил Донован.
— Да, милорд, — с полупоклоном ответил Эндрю.
— Можете сесть.
— Я постою, — ответил англичанин, испытывая выдержку Мак-Адама: казалось, тот с величайшим трудом сдерживал себя. Эндрю интересовало, что было причиной раздражения Донована. — Прошу вас, милорд, — сказал Эндрю спокойно.
Он небрежно осмотрел свои ногти, затем зевнул, раздражая Мак-Адама еще больше.
Голос Донована звучал остро, как наточенное лезвие:
— Вы до сих пор не повешены, сэр, по одной-единственной причине: я желаю кое-что узнать от вас.
— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Но если бы и мог, ничего бы не сказал. Вы человек не того ранга, с кем бы я мог иметь дело даже под угрозой смерти.
— Завтра я передам вас в руки Якова. Надеюсь, вы понимаете, чем вам это грозит?
Донован поднялся, с трудом сдерживая гнев.
Услышав это, Эндрю понял, что он — политический узник, а, стало быть, последнее слово в его судьбе должно принадлежать Якову Стюарту, враждебно настроенному к Англии.
— Не могу сказать, что доволен вашим гостеприимством, — ответил он.
— Король окажется еще менее гостеприимным, смею вас заверить.
— Это намек на пытки?
— Да, — отозвался Донован. — Люди более сильные начинали говорить после этого.
— Роль истязателя вам очень к лицу, сэр, — неторопливо ответил Эндрю, осознавая, впрочем, что говорит неправду.
Но своего он добился: Донован уже достиг высшей точки раздражения.
Слишком долго Эндрю отказывал себе в наслаждении выплеснуть свой гнев. Кровь в нем закипела, ему уже не хотелось думать и изворачиваться, ему хотелось действовать.
— Слушай, шотландец. Если бы я тебя встретил на поле боя, ты бы у меня давно отправился к праотцам.
— А давно ли ты ползал у меня в ногах? — не остался в долгу Донован, делая шаг вперед.
Если бы не охватившее их неудержимое желание излить злобу, они бы смогли оценить, что стоят один другого. Но кулаки сжались, кровь ударила в голову. Доновану не терпелось вычеркнуть Крейтона из своей и Кэтрин жизни, однако в глубине его души зародилось восхищение перед умом, силой и решительностью противника. Мак-Адам левой рукой нанес удар по плечу Эндрю; тот извернулся, так что удар пришелся вскользь, и немедленно ответил правой. Удар пришелся в грудь Донована, и человек менее крепкий оказался бы на полу. Секунду спустя оба уже утирали кровь; Эндрю слизывал ее с губ, не намереваясь отступать. Ни он, ни Донован не пытались уклониться от ударов друг друга, предпочитая боль трусости отступления. Эндрю мстил за Энн, за свои унижения, за неприятности последних недель и дней, Донован — за Кэтрин. Через несколько секунд Крейтону удалось сбить Мак-Адама с ног; он стоял, тяжело дыша, чувствуя, как сочится кровь из разбитой губы. Донован рухнул на тяжелое кресло, которое с грохотом опрокинулось на пол вместе с ним. Он медленно поднялся, не спуская глаз с Эндрю и сжимая кулаки. В этот момент англичанин опомнился; он решил поддаться противнику: пропустил первый же удар Донована и рухнул на пол, оставшись лежать недвижимым.
