Сильвия Соммерфильд - Любовная капитуляция
— Кто там?
— Кэтрин, это я, Энн! Пожалуйста, открой дверь. Мне нужно с тобой поговорить.
Кэтрин дрожащими руками отодвинула засов и распахнула дверь.
— Энн! Что случилось?
— Кэтрин, мне нужна твоя помощь. Ты должна мне помочь!
— Но что стряслось? На тебе лица нет! Сядь у камина, согрейся и приди в себя.
Почувствовав, что сестра вся дрожит, Кэтрин взяла ее под руку и подвела к креслу, сама опустившись перед ней на колени.
Энн набрала воздуха и, собравшись с силами, поведала о происшедшем.
— Ах, Энн, — сказала Кэтрин, поднимаясь с колен. — Не знаю, как помочь тебе, — ведь я уже пыталась это сделать!
— Ты же жена Донована!
— Да… жена. Когда я нужна ему…
— Я боюсь, что Эндрю уже пытают! Я этого не перенесу…
— Энн, успокойся, — сказала Кэтрин. — Узников несколько дней держат в одиночках, чтобы подавить их волю. А теперь поспи. Утро вечера мудренее.
— Но, Кэтрин!..
— Успокойся! Уж сегодня Донован точно не станет его допрашивать: хотя мы и женаты без году неделя, он уже потащился к любовнице! Он у леди Грэй…
— Как мне тебя жаль, Кэтрин!
— Напрасно. Эти мужчины, претендующие на нашу верность и изменяющие нам при первой возможности, не стоят того, чтобы из-за них горевать. Иди. Тебе нужно отдохнуть.
Энн, измученная переживаниями, легла в постель сестры и тут же провалилась в полный грез и видений сон. Кэтрин тем временем лихорадочно думала о том, как спасти Эндрю Крейтона.
Донован редко пребывал в таком раздраженном расположении духа. Казалось, самое время отправиться к Кэтрин и злорадно известить ее об аресте Эндрю, но он не был готов взглянуть ей при этом в глаза. Что значил Крейтон для Кэтрин? Любовником ее он не был, это стало ясно в первую брачную ночь; но, без сомнения, его жена неравнодушна к своему «домоправителю».
Мак-Адам сделал большой глоток виски и опустился в кресло, чтобы подумать над этим болезненным вопросом. Хмель оказывал свое действие, и картины, одна мучительнее другой, начали возникать в его сознании. Ему и в голову не пришло, что Кэтрин также мучается над вопросом, где он пропадает всю ночь. Донован вновь припал к бутылке, надеясь заглушить душевную боль; вскоре он заснул прямо в кресле.
Король отсутствовал в замке несколько дней. Как всегда, сразу же по возвращении он первым делом отправился к Мэгги. Она в одиночестве сидела в своей комнате и была погружена в раздумья. При появлении Якова она поднялась и протянула к нему руки:
— Ваше величество!
Король подошел к ней и поцеловал.
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не переживала за меня! — Чуть отодвинув Мэгги от себя, он оглядел девушку. — Такое впечатление, что мое отсутствие положительно влияет на тебя… Или ты все же рада, что я вернулся?
Мэгги покраснела, но промолчала, и это обеспокоило Якова.
— Уж не больна ли ты, душа моя? — спросил он, когда Мэгги высвободилась из его рук.
— Нет, милорд, у меня все хорошо.
— Но что-то не так?
— Нет, все так, все как надо. У меня будет ребенок, — сказала она просто.
Не отрывая глаз от лица короля, она с замиранием сердца ждала, как тот встретит эту весть. Яков поднялся и подошел к ней; взяв ее за обе руки, он поцеловал их по очереди. Радость и нежность — эти чувства она прочитала в его глазах.
— Когда должен родиться ребенок?
— В августе.
— Так ты уже давно обо всем знаешь? Почему же ничего мне не говорила?
— Не видела нужды…
— Мне судить, что нужно, а что нет, — сказал гневно Яков.
— Я понимаю, что возникнут проблемы, милорд, а потому охотно покину двор. Об этом никто не знает, так что вы вольны поступить по своему усмотрению.
Яков подошел к креслу и сел. Мэгги понимала, что в душе короля происходит борьба, и, искренне его любя, хотела ему помочь. Взяв с дивана подушку, она подошла к нему и пристроилась у ног Якова; для полного счастья ей достаточно было сидеть рядом с ним, ощущая его близость. В такие моменты она переставала даже думать о своей дальнейшей судьбе, о ребенке. Рядом — ее мужчина, ее король, в котором вся ее жизнь.
Яков встал с кресла и опустился рядом с Мэгги, обняв ее.
— Ты красавица, — прошептал он.
— Я — это твое продолжение, — ответила девушка, прижимая его голову к груди.
Утром Донован с трудом поднялся, разбитый сном в неудобном положении и оглушенный выпитым ночью спиртным. Вскоре он выехал из ворот, не подозревая, что Флеминг с коварной улыбкой следит, как он в одиночестве покидает замок. Погладив бороду, он немедленно поспешил к Дженни Грэй. На его стук растрепанная и заспанная Дженни открыла дверь. Она уже запустила несколько сплетен, представляющих Донована в нужном ей свете.
Дженни и Флемингу не понадобилось много времени, чтобы спеться и увидеть выгоду в дальнейших совместных действиях.
— Флеминг! Какого черта вы заявились в такую рань?
— Я к вам с замечательной новостью, леди.
— Что еще за новость?
— Донован Мак-Адам в одиночку выехал из замка.
— В одиночку? И куда же?
— Я полагаю, скорее всего, к Ботвортскому замку. Он и Патрик Хепберн — давние друзья.
— Но при чем здесь я?
— Вечером у него встреча с королем, так что сегодня же он вернется обратно.
— Понятно… И если он повстречает другого путника или путницу, то может возвратиться не один…
— Если бы при этом новобрачная ждала его возвращения, — усмехнулся Флеминг, — она получила бы все основания усомниться в его верности.
— Да, это было бы очень неплохо. Благодарю вас, милорд.
Дженни умылась, быстро оделась и вскоре уже скакала по той же дороге, по которой уехал Мак-Адам.
После бессонной ночи Кэтрин была как во сне. Энн все еще спала, и она села завтракать одна. От напряженных размышлений голова ее болела. Она поклялась никогда ни о чем не просить Донована, но сейчас Кэтрин была слишком озабочена судьбой сестры. Она решилась немедленно найти мужа, чтобы просить его об освобождении Эндрю.
Внизу Кэтрин спросила про Донована, и ей сказали, что тот ускакал в Ботвортский замок, чтобы обсудить государственные дела с Патриком Хепберном.
— Он выехал один? — спросила Кэтрин.
— Да, миледи, — ответил конюх, отводя глаза в сторону, и Кэтрин догадалась, что не все здесь ладно.
Неужели он и вправду до сих пор любит свою рыжую Дженни?
— Скажи-ка, — спросила она конюха, — а леди Грэй выезжала из замка этим утром?
— Да, миледи, — неохотно ответил тот.
Он питал глубокое уважение к Доновану и обожал Кэтрин. Ему было непонятно, как Мак-Адам может играть и любовные игры с какой-то леди Грэй, когда у него такая жена.
