Бонкимчондро Чоттопаддхай - Хрупкое сердце
Мир Касим тоже прекрасно отдавал себе отчет в том, что победит в этой войне тот, кто сумеет привлечь на свою сторону этих двух Куверов[118]. Знал он и то, что богатые братья Джоготшетхи настроены к нему враждебно, потому что сам он отнюдь не баловал их своим расположением. Зная неблагонадежность братьев, он насильно удерживал их в Мунгере. Наваб не сомневался, что при первой же возможности Джоготшетхи перейдут на сторону его врагов, поэтому и не выпускал их из крепости. Братья разгадали мысли наваба. Если до сих пор они ничего не предпринимали против Мира Касима, то только из страха перед ним. Однако теперь им ничего другого не оставалось, как объединиться с Гурганом Ханом, который, как и они, жаждал свержения власти наваба.
Чтобы не вызвать подозрений наваба, братья устроили праздник, на который вместе с Гурганом Ханом пригласили и других приближенных Мира Касима.
Гурган Хан прибыл на празднество с ведома наваба и сел чуть в стороне от других приглашенных.
Джоготшетхи подходили к гостям, разговаривали с ними, несколько раз перебросились фразами и с Гурганом Ханом.
— Я намереваюсь открыть факторию. Хотели бы вы стать моими компаньонами? — предлагал Гурган Хан.
— Какие у вас цели? — спросил Махотабчонд.
— Закрыть большую факторию в Мунгере.
— Что ж, мы согласны... Нам не остается ничего другого, как начать какое-нибудь новое дело вроде этого.
— Если вы согласны, — сказал Гурган Хан, — вы должны вложить деньги, а все остальные заботы я возьму на себя.
В этот момент танцовщица Мония Бай, приблизившись к ним, запела: «Сикхи[119] умеют хитрить...»
— Кому она поет? — улыбаясь, спросил Махотабчонд и тут же продолжил: — Хорошо, мы согласны, только при условии, что получим проценты с капитала и что это дело не навлечет на нас беду.
Пока Мония Бай развлекала гостей всевозможными танцами и песнями, Гурган Хан и братья Джоготшетхи, разговаривая намеками, понятными только им одним, сумели обо всем договориться. Когда разговор был окончен, Гурган Хан сказал:
— Некий купец открыл новые фактории. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Нет. Кто он, европеец?
— Нет.
— А где его фактории?
— Повсюду от Мунгера до Муршидабада: в горах, в джунглях, в поле.
— Он очень богат?
— Пока не очень, но трудно сказать, что будет потом.
— С кем он ведет дела?
— С самой большой факторией в Мунгере.
— Он индус или мусульманин?
— Индус.
— Как его имя?
— Протап Рай.
— Где же он живет?
— Недалеко от Муршидабада.
— Я слышал это имя: кажется, незначительный человек.
— Очень опасный, — возразил Гурган Хан.
— А почему он занялся этим?
— Он очень зол на большую факторию в Калькутте.
— Нужно прибрать его к рукам. Но как это сделать?
— Сейчас трудно сказать. Нужно узнать, зачем он этим занялся. Если дело начато ради наживы, то его нетрудно будет привлечь на нашу сторону: я могу сделать его талукдаром[120], и он успокоится. А если он преследует другие цели?
— Какие другие цели могут быть у Протапа Рая? Ради чего еще он станет тратить столько сил?
А танцовщица в это время пела: «Лежит белоликая, стыдливо прикрыв лицо краем сари...»
— О ком это она? — спросил Махотабчонд. — У кого белое лицо?
Что сделала Долони
Высокий человек подошел к Долони и сел рядом. Долони от страха даже перестала плакать и вся съежилась. Незнакомец молчал. А в это самое время далеко отсюда для бедняжки Долони готовились новые горести.
Мухаммед Таки получил тайный приказ вызволить Долони-бегум с английской лодки и доставить в Мунгер. Он решил, что, захватив англичан в плен или истребив их, он тем самым освободит и бегум. Поэтому Мухаммед Таки не стал давать своим людям каких-либо особых распоряжений. Когда же он увидел, что в английской лодке Долони нет, то понял, что ему грозит беда. Мухаммеду Таки даже подумать было страшно о том, что сделает с ним наваб, когда узнает о его беспечности и неосмотрительности. Опасаясь гнева Мира Касима, он решился на обман. В то время ходили слухи, что, если начнется война, англичане освободят предшественника Мира Касима — Мира Джафара — и снова сделают его правителем Бенгалии. Мухаммед Таки рассудил, что, если победят англичане, ему ничего не грозит, пусть даже наваб узнает об обмане. Необходимо было только выйти из затруднительного положения сейчас. А если все-таки победу одержит Мир Касим, можно сделать так, чтобы он никогда не узнал правды. И Мухаммед Таки в ту же ночь отправил навабу совершенно лживое донесение.
Он писал, что бегум будто бы нашли в лодке Амиата. С должными почестями ее отвезли в крепость, где она находится и сейчас. Но он не решается отправить ее обратно в Мунгер, пока не получит на то особого распоряжения. Дело в том, что от слуг — лодочников и сипаев, оставшихся в живых, — он узнал, что Долони являлась любовницей Амиата. Они спали в одной постели. Бегум якобы сама призналась в этом. Теперь она собирается принять христианство и в Мунгер возвращаться не желает. Она говорит: «Отпустите меня. Я уеду в Калькутту и буду жить там у друзей Амиата. Если не отпустите, я все равно убегу. Если вы отправите меня в Мунгер, я покончу с собой». Сейчас он ожидает решения наваба: что делать с Долони? Послать ее в Мунгер, оставить в Муршидабаде или отпустить? Он поступит так, как прикажет повелитель.
В ту же ночь в Мунгер с нарочным было отправлено это лживое письмо.
Говорят, что иногда человек предчувствует подстерегающее его несчастье. Может, это и не совсем так, но в тот момент, когда посыльный с письмом поскакал в Мунгер, Долони вздрогнула. И в тот же самый момент сидевший с ней рядом высокий человек заговорил. То ли от звука его голоса, то ли от предчувствия несчастья, Долони задрожала всем телом.
— Я знаю тебя, ты Долони-бегум, — заговорил незнакомец.
Долони испугалась еще больше.
— Я знаю, что тебя бросил в этой пустыне дурной человек, — продолжал высокий человек.
Слезы снова покатились у нее из глаз.
— Куда ты пойдешь теперь? — спросил незнакомец.
Долони вдруг избавилась от страха и проговорила:
— Мне некуда идти. Есть, правда, одно место, но оно очень далеко. Некому помочь мне до него добраться.
— Ты должна забыть о своем желании вернуться к навабу.
— Почему? — удивилась Долони.
— Если ты это сделаешь, случится несчастье.
— Пусть, — ответила Долони. — Мне некуда больше идти. Если и случится несчастье, я хочу быть рядом с мужем.
