Лори Хэндленд - Пожар любви
Если он сумеет устроить все таким образом – тогда, может быть, но только может быть, – она возненавидит его настолько, чтобы зажить собственной жизнью.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
На следующий день к вечеру на дороге к хижине показались двое мужчин. Рука Чарли автоматически дернулась за револьвером, и он выругался, ничего не нащупав на бедре. Он ненавидел состояние беспомощности. Никогда в жизни он еще не оставался без револьвера и поклялся, что в будущем не допустит этого.
Его проклятия, скорее всего, долетели до ушей Анжелины, потому что она тут же выбежала из хижины и прищурилась, глядя вдаль.
– Это братья, видите? У них четыре лошади. Чарли тоже всмотрелся и немного успокоился.
Она была права. За всадниками на поводу шли еще две лошади.
Когда братья Рейес подъехали ближе, Чарли разглядел, что на этот раз это были не те парни, что привезли их сюда. И несмотря на внешнее сходство всех братьев, было ясно, что эти моложе. К сожалению, на этом различия между ними исчерпывались: как и старшие братья, эти тоже держали оружие наготове.
– Еще ученички? – пробормотал Чарли. Анжелина кивнула.
– Тимоти и Питер. Младшие братья из тех, что родились до меня.
– Может, мы сумеем их перехитрить?..
– Сомневаюсь. Отец их всех натаскал одинаково. И все они слишком хорошо знают, чем для каждого может обернуться его неудовольствие. Полученный приказ они выполнят во что бы то ни стало. Даже если это касается меня... – Она помолчала и добавила: – Особенно, если это касается меня.
Печаль в ее голосе задела Чарли за живое, и, вопреки своим намерениям держаться от нее подальше, он не удержался и обнял Анжелину за плечи. Он уверял себя, что это был всего лишь жест поддержки. Но от того, что ее легкое тело так естественно прижалось к нему, ему стало необъяснимо приятно, и он почувствовал, что снова пытается себя обмануть.
Всадники остановили коней перед ними, направив револьверы в грудь Чарли. Один из них пренебрежительно бросил ему поводья лошадей. Свободной рукой Чарли подхватил их на лету.
– Вы, должно быть, решили, что я уж такой опасный парень, что каждый раз, когда приходится встречаться с новыми братьями жены, я сначала вижу ствол револьвера.
Тимоти и Питер бесстрастно смотрели на него; черные глаза были такими же непроницаемыми, как и у всех мужчин семейства Рейес, с которыми ему уже доводилось встречаться. Чарли прижал Анжелину еще крепче, вдруг подумав о том, как, должно быть, противно ей было расти в доме, полном змей. Он всегда недолюбливал своего брата, но у Билла, по крайней мере, проявлялись хоть какие-то чувства, и к тому же Билл привык уважать членов своей семьи. Чарли не мог представить ни одного положительного душевного качества, применимого к этим выученикам Мигеля Рейеса.
– Очень рада видеть вас, Тимоти, Питер, – сказала Анжелина, кивая каждому по очереди.
Оба тоже поклонились одинаково медленными движениями.
– Садитесь, поехали, – отрывисто приказал Тимоти.
– Сейчас? – удивилась Анжелина.
– Отец хочет, чтобы вы оба к утру были в доме. Завтра вечером прием по случаю свадьбы и танцы. Отоспитесь днем, а к вечеру появитесь перед гостями.
«Разумно, – подумал Чарли, – старый Мигель постарался, чтобы мы ехали всю ночь и спали днем, и все для того, чтобы не было сил спорить с ним насчет того, идти или нет на этот чертов прием».
Чарли взглянул на Анжелину. По ее возмущенному лицу было видно, что в эту минуту ей очень хотелось поспорить. Но револьверы братьев заставили ее проглотить свои слова. Высвободившись из объятий Чарли, девушка направилась в хижину.
– Соберу вещи, – пробормотала она.
Когда Анжелина отошла достаточно далеко, чтобы не слышать его, Чарли спросил, обращаясь к братьям:
– Итак, ребята, может, вы расскажете, что это такое – быть чьим-то учеником? А то мне давно хотелось об этом узнать...
Две пары черных глаз бесстрастно взирали на него. Никто из братьев не удосужился ему ответить.
– Так... Значит, вы не расположены поддерживать беседу? Я так и думал. Вы, наверное, не научились ни думать, ни говорить сверх того, что скажет вам ваш папа. Ну, ничего, за вас говорить буду я. – И он одними губами изобразил подобие улыбки. Братья продолжали пялиться на него. – Я только хочу, чтобы вы знали, и остальным можете передать тоже, что ваше отношение к сестре отвратительно, так мне кажется. И если все так и будет продолжаться, то в один прекрасный момент, когда мы будем на равных, – тут он кивнул на их револьверы, – я постараюсь, чтобы вам воздалось по заслугам.
Лошади взволновались больше, чем люди, слушая Чарли. Ни один из братьев даже не моргнул, словно до них не дошло, о чем говорил Чарли. Но он-то знал, что они все прекрасно расслышали.
Анжелина вышла из хижины, и он помог ей сесть в седло. Она глянула на него сверху и благодарно улыбнулась. Чарли сжал ее руку и пошел к своей лошади.
«Да, сэр, я позабочусь, чтобы ваши ученики получили хороший урок братской любви, как только подвернется подходящий случай». С каждой секундой он все больше ждал этого момента.
К тому времени, когда они приближались к дому, Анжелина еле держалась в седле. Последние несколько миль Чарли все время ехал рядом с нею, боясь, что она упадет. Его сила вселяла в нее уверенность, а забота согревала сердце. Раньше ощущение заботливого тепла она испытывала только от ангела, посещавшего ее в сновидениях. Теперь она впервые почувствовала, что тепло нисходит на нее от живого человека.
Когда лошади остановились, Чарли спрыгнул, поторопившись снять Анжелину с седла. Анжелина было подумала, что он хочет поставить ее на землю, но он, вместо этого, прижал ее к груди и понес к входной двери, побеспокоив только для того, чтобы открыть дверь, а потом внес в дом.
В доме все спали крепким предрассветным сном. Анжелина услышала, как ускакали братья. Чарли стал подниматься по лестнице в ее комнату.
Ей, конечно, хотелось настоять, чтобы он дал ей подняться самой, но в его объятиях она испытывала такое наслаждение, что не смогла попросить отпустить ее. Вместо этого она еще крепче прильнула к нему, обвив руками шею и положив голову ему на плечо.
На последних ступенях Чарли замедлил шаг. Его руки и грудь напряглись.
– Рейес, – прорычал он, а грохот его голоса лишь пощекотал ей подбородок.
– Колтрейн, – ответил отец, сквозь зубы процедив его имя с ноткой презрения.
