Джорджетт Хейер - Опасный маскарад
– Преклоняюсь перед горой! – сказал Робин. – Вот бы мне там оказаться! Ну а что делала Прю? Ведь не сидела сложа руки?
– Нет, сэр! Когда ее увозили, я подал ей трость со шпагой, так что, клянусь головой, она ее использовала. Она держала шпагу у горла второго в карете, пока сэр Энтони не вскочил внутрь и не отобрал у того пистолет, я так слышал. Ну, вот и все. Мы вскоре ускакали втроем, мисс Прю вместе с сэром Энтони. Доехали до Истерли-Вудс, а там я отдал кобылку мисс Прю.
Робин медленно стащил с себя сапоги.
– Господи! – произнес он. – Значит, прощай, Питер Мерриот!.. А она уехала охотно?
– О, еще бы! Она-то знает, что нельзя отказываться. Он велел мне привезти ее женское платье туда, к леди Эндерби, и поскорее. Потому что, сказал он, «ее маскарад кончился». Но сначала, сэр, нужно увезти вас. А то, как все это станет известно, целая свора ищеек сюда кинется.
Робин укусил ноготь.
– Если гора... Ах, что за человек! Увез Прю. Мне ничего не остается делать. Вечером я тихонько уеду.
Джон кивнул.
– Верно, только опять влезайте в свои юбки. Я сейчас еду к милорду. Наверное, он что-нибудь прикажет. Я с собой возьму вещи, как мне говорила миледи, – как будто везу их для мисс Прю в тюрьму.
– Поезжайте в моей двуколке, – сказала миледи.
– Слушаюсь, миледи. А вы оставайтесь здесь, мастер Робин, пока не привезу ответ от милорда.
Робин встал.
– Не бойся. Я исчезну, только когда все лягут спать. Тебя дождусь непременно.
Они с миледи отобедали в одиночестве в огромной столовой. Мисс Мерриот казалась совершенно убитой горем. Когда обед кончился, миледи настояла, чтобы бедная Кэйт легла в ее будуаре. Она отвела ее, дали бедняжке нюхательных солей и вызвала к себе толстую Марту, которой было сказано, что миледи позволяет всем слугам укладываться спать пораньше. Марта прекрасно поняла приказ и вышла. Миледи и Робин долго сидели в комнате, обсуждая странные события этого дня, а позолоченные часы на камине отстукивали минуты.
В десять часов Робин начал прислушиваться, не вернулся ли Джон. Ему не сиделось. Что за задержка, во имя Бога? Пришла Марта с горячим шоколадом и известила, что старый Уильяме наконец-то убрался к себе спать. В доме стояла тишина. Робин со свечой в руке тихо прокрался в свою комнату и почти час пробыл в ней запершись. Было почти одиннадцать, когда он вернулся в будуар миледи, одетый в камзол и штаны, в сверкающих высоких сапогах, со шпагой на боку. Он подошел к окну и остановился, прислушиваясь, глядя на освещенную луной дорогу.
Миледи разглядывала его профиль и, когда он оглянулся, почувствовав на себе ее взгляд, кивнула и сказала:
– Du vrai, дитя мое, ты больше нравишься мне мужчиной. Я не думаю, что кто-нибудь сможет разглядеть в тебе эту дерзкую мисс Мерриот.
– В самом деле, мэм? – Робин посмотрел в зеркало.
– Нет, нет, никоим образом. Я даже не знаю, в чем это изменение. – Она задумалась. – Мисс Мерриот имела довольно росту для женщины, но мастер Робин... нет, конечно, нельзя сказать, что он маленький, но...
– Я понимаю, мэм, вы щадите мои чувства. Но может быть, вся перемена в этом высоком галстуке и в зачесанных назад волосах? А в образе мисс Мерриот я всегда культивировал крайне непринужденный стиль.
– Н-ну, – медленно произнесла миледи. – И потом, мисс Мерриот была сплошная изысканность, а ты, дитя мое, ты... прямо сплошные мускулы и... je ne sais quoi, даже не знаю что.
– Надеюсь, мускулов у меня хватает, мэм, – скромно заметил Робин.
Несомненно миледи была права. Вместе с юбками Робин отбросил и все жеманство мисс Мерриот. У Кэйт была семенящая походка – у Робина крупный, быстрый шаг. Кэйт была томна – Робин энергичен. Кэйт то и дело принимала театральные позы, – а каждое движение Робина было быстрым и решительным. Кэйт могла говорить манящим голосом сирены – речь Робина была простой и сильной, точно так же как взгляд его был острым в отличие от кокетливого взора Кэйт. Объяснение было в том, что Робин был прирожденным актером. Он не просто играл роль, он полностью перевоплощался в нужный образ. Миледи Лоуестофт часто изумлялась совершенству его игры, поразительному вниманию к каждой детали женского поведения, но сейчас она подумала, что только теперь, когда он сбросил с себя женское обличье, она может поистине оценить его дар.
Миледи еще раздумывала об этом, когда с дороги донесся стук копыт. Через одну-две минуты они услышали, как у подъезда остановилась двуколка.
Робин всматривался в окно.
– Наконец-то Джон!.. О Господи, мэм, да с ним сам старый джентльмен!
Очевидно, Марта тоже не ложилась, чтобы впустить приехавших, потому что уже через несколько мгновений дверь будуара отворилась и вошел лорд Бэрхем, как всегда изысканно одетый, в алом камзоле для верховой езды под плащом, в светло-коричневых штанах и высоких сапогах.
– О, Роберт! – воскликнула миледи. Милорд изящно поцеловал ей руку, хотя и без обычных изъявлений восторга. Суровый взор его был устремлен на сына.
– Все это дело, – грозным голосом провозгласил милорд, – плачевно в высшей степени! Оно испорчено и загублено невероятным образом.
Джон, вошедший вслед за милордом, закрыл дверь.
– Всю дорогу он так, – шепнул он Робину. – Мы бы уже час назад приехали, кабы ему не приспичило во что бы то ни стало переодеваться, – добавил он.
– Я не привык разъезжать по полям в костюме для бала, – уничтожающе парировал милорд.
Было видно, что он глубоко расстроен. Леди Лоуестофт похлопала по дивану рядом с собой.
– Но сядьте же, дорогой мой Роберт! – произнесла она умильным голосом.
Милорд сбросил плащ.
– Прими! – коротко сказал он Джону. Тот повиновался, криво улыбаясь. Милорд поправил манжеты и наклонился смахнуть пылинку с сияющих сапог. Затем подошел к камину и, полностью игнорируя приглашение миледи, повернулся спиной к огню.
– Испортили и загубили! – повторил он. Казалось, что он обращается ко всем и ни к кому в частности. – Что, мои планы недостаточно хороши, что, они нуждаются в исправлениях? Что, у меня что-нибудь оставлено на волю случая? Со мной можно не считаться, отстранять меня, исправлять меня? Не повиноваться мне?!
Его слушатели чувствовали, что ответа от них не ожидают. Робин сидел верхом на стуле, положив руки на спинку и опираясь о нее подбородком, и терпеливо ждал.
Милорд обвел глазами комнату и прогремел:
– Нет и нет! – таким тоном, что миледи вздрогнула. – Вначале я составил планы. Они были великолепно продуманы. Я даже не воздаю себе должное – они были совершенны! Я дал приказы – понять их мог даже ребенок. Но только не мой сын. Разве я приказывал, чтобы Прюденс вмешивалась в это дело? Нет. Я говорил моему сыну, что желаю, чтобы он проводил мисс Грейсон домой, когда все будет кончено? Нет. Ни один человек, мало-мальски знающий меня, не решился бы и предположить, что я могу измыслить такую глупость. Мои же дети посчитали меня за нуль. Они вмешались в мой замысел! – Его пронзительный взор блистал огнем.
