Мэдлин Хантер - Обольщение в красном

— А почему вы считаете, что ваше молчание может быть ценным для Келмслеев? — спросил он. — Насколько я понял, вы не собираетесь открывать нам свое имя, но можем ли мы называть вас как-то иначе, чем Домино? Иначе у меня создается впечатление, что я участвую в каком-то фарсе.

— Можете называть меня Францем, — ответил Домино. — Это имя ничуть не хуже остальных.

— Жаль, что вы с самого начала не назвались так, — сказала Одрианна. — Почему вы назвали себя Домино?

— Пожалуй, объясню, почему я хотел этой встречи, мадам. Есть такая детская игра, когда участники выкладывают кости домино башенкой, одна на одну, а потом… — Он постучал по воздуху пальцем. Невидимые кости начинают осыпаться вниз, и первой летит та, что на самом верху. — Я надеялся, что другие люди, которые имеют к этому отношение, помогут вашему отцу найти деньги для меня, если они поймут, что в им тоже грозят неприятности. — Он указал на Себастьяна. — Когда в «Двух мечах» я увидел в вашей руке пистолет, то решил, что вы выбрали другой способ заставить меня молчать.

Он снял свою широкополую шляпу. Его рыжие волосы заблестели на солнце.

— В общем, теперь я для вас просто Франц. Это куда менее важно, чем то, кто я и какая у меня профессия. К тому, чем я занимаюсь, обычно не слишком хорошо относятся представители правительства и таможни. Однако те, кто имеет со мной дело, замечают, что их кошельки становятся тяжелее.

— Итак, вы — контрабандист? — заключил Себастьян.

— Можете называть это как угодно, — кивнул Домино. — Когда я занимаюсь своим делом, мне выгодно, чтобы судно в обе стороны ходило с грузом. Везем в одну сторону вино, назад — шерсть. Я горжусь тем, что так эффективно использую все суда, находящиеся в моем распоряжении.

— Должно быть, во время войны вы голодали.

— Во время войн мы всегда голодаем. Но Наполеон буквально препроводил нас в Золотой век. Не думаю, что хоть когда-нибудь в жизни мне еще доведется увидеть такое же. Особенно большой доход нам давала численность французской армии. Французам нужно было столько всего, в таких количествах, а их торговцы не могли раздобыть ничего в тех странах, которые были на их стороне. Одежду. Еду. Металл.

— Порох… — добавил Себастьян. Франц кивнул.

— Представьте только себе мой восторг, когда я узнал, что могу возить из Франции в Англию предметы роскоши, а из Англии перевозить порох для продажи во Франции. В обоих случаях я сначала завозил товары домой, чтобы источник их получения не был уж столь очевиден. Порох… Порох мой брат продавал какому-то французу, у которого были друзья в армии. — Он довольно вздохнул. — Этот порох был для них на вес золота…

— Кроме тех случаев, когда в них оказывался порох плохого качества, — возразила Одрианна.

— Мадам, я бы никогда не стал торговать плохим товаром, — возмутился Франц. — Плохая репутация могла стоить мне бизнеса. Все, что я привозил с тех берегов было высочайшего качества. Мы брали по несколько пригоршней пороха из разных бочонков, а порох был изготовлен по самым высоким стандартам, для продажи британским военным.

Себастьян встал и принялся мерить шагами палубу, пытаясь осознать сказанное. Он подозревал, что был заговор, но совсем не такой. Прежде он считал, что плохой порох был изготовлен по дешевке. Если брать дешевое сырье, то и порох будет стоить меньше. Однако выясняется, что бочонки продавались по стандартной, не заниженной цене.

Вместо этого кто-то забирал из них часть хорошего пороха. Себастьян посмотрел на Франца.

— А вот эти бочонки, из которых высыпали часть пороха… Надо же было добавлять что-то в них, чтобы вес оставался прежним… Именно эта добавка, должно быть, и испортила порох, — сказал он.

— Совершенно верно, — кивнул Франц. — Во время транспортировки в арсенал телеги и баржи охранялись не очень строго, так что доступ к бочонкам с порохом был весьма прост.

— Но это же чертовски опасная схема! — воскликнул Себастьян. — Открывать эти бочонки, высыпать из них порох, добавлять что-то… Скажите спасибо, что не произошло страшного взрыва.

— Это было опасно не только из-за возможности взрыва. Вообще дело это было сложным. Я думал, что бочонки воруют из арсенала. Но когда мне поведали о столь изощренном способе обмана, я был просто поражен. Я сказал: да это же дело времени, когда нас раскроют. Армии не отправляют на фронт какую-то дрянь, называя ее порохом. Наверняка существуют какие-то проверки качества. Я так и представлял, как крадусь ночью на встречу с нужными людьми, чтобы забрать бочонки, а меня уже поджидает целый полк, готовый расстрелять меня. — Франц хлопнул себя по коленям. — Я был готов прекратить это прямо там, когда понял, чем рискую.

— И все же вы это делали, — укоризненным тоном произнесла Одрианна.

Она внимательно и спокойно слушала рассказ Франца. Судя по всему, она начала понимать, что происходило.

— Меня убедили в том, что ничего не раскроется, — промолвил Франц. — Это объясняли тем, что испорченный порох никто не обнаружит до тех пор, пока он не попадет на поле битвы, а там уже будет все равно. Если один бочонок окажется плохим, откроют другой. А все следы смоет дождь.

— Но кто вам это объяснял? О ком вы говорите? — спросил Себастьян, чтобы напрямую не задавать логичный вопрос об именах. — Владельцы фабрики?

— Если бы мои контактеры были настолько глупы, чтобы называть мне какие-то имена, то я бы не рискнул иметь с ними дело. Я никогда не связывался с глупцами. К тому же я общался только с посредниками. Перевозчиками. Однако можете мне поверить: ничего подобного бы не произошло, если бы об этом не знали владельцы мастерских. Эту схему разработали не воры и не контрабандисты.

— Но как они убеждали вас? — вырвалось у Одрианны. — Вы сказали, что они сумели убедить вас, объяснив, что правда не всплывет наружу.

Франц устремил на нее долгий и тяжелый взгляд. Вероятно, он увидел то, что видел Себастьян. В ожидании ответа она даже как-то съежилась от нехорошего предчувствия.

— Они говорили мне, что у них проторена дорожка через один арсенал, мадам. Там, среди тех, кто проверял качество пороха, у них был свой человек. Ему платили за то, чтобы он пропускал весь порох, прибывавший с фабрики. А когда случалось, что ему это не удавалось, потому что на проверке стоял кто-то другой, и плохой порох обнаруживали, они щедро платили какому-то высокопоставленному человеку здесь, в Лондоне, чтобы отчеты об испорченном порохе исчезали.

С виду Одрианна никак не отреагировала на эти слова. Ей удавалось держать себя в руках, однако воздух вокруг них был наполнен ее печалью.