Сюзанна Энок - Уроки плохих манер

Глава 18

Традиции и обычаи гласят, что нам, женщинам, лучше со стороны наблюдать за событиями, происходящими в мире, но не принимать в них участия. Однако я знаю лишь то, что временами необходимы решительные действия, и иногда предпринять их должна именно женщина.

Бартоломью уже начал жалеть, что вообще раскрыл свой проклятый рот. Не было необходимости в том, чтобы Тереза стояла возле него весь вечер. Но он действительно предпочел бы видеть ее рядом, чем наблюдать, как она кружится в танце в объятиях лорда Монтроуза.

Она также потанцевала кадриль с генералом Мейхью, чем вызвала восхищение Вайолет. Однако этот танец ничуть не тронул Бартоломью. Впрочем, Мейхью был врагом, с которым очень легко разделаться. С Монтроузом все обстояло гораздо сложнее.

— Я знаю кое-каких парней, — пробормотал Лакаби за спиной у Бартоломью. — Почту за честь проследить за тем, чтобы маркиз невзначай оказался на одном из кораблей королевского военного флота.

Бартоломью внимательно смотрел на лицо Терезы. Ей так легко удавалось быть обворожительной, что рассмотреть ее истинные чувства под маской «души общества» практически не представлялось возможным. Однако Толли знал, что с маркизом она всего лишь вежлива, не более того.

— Нет необходимости, — в тон камердинеру ответил он и почесал подбородок. — Хотя все может измениться.

— Вот и я о том же.

Бартоломью кивнул, не отрывая взгляда от кружащихся в вальсе пар.

— Что бы ни случилось, спасибо вам, Луис.

— Если хотите поблагодарить меня, перестаньте постоянно грозить увольнением. И не называйте меня Луисом, мне это не нравится.

— Могу гарантировать лишь что-то одно. — Улыбнувшись, Бартоломью вновь бросил взгляд на дверь и на этот раз увидел входящего в зал высокого широкоплечего мужчину с темными волосами и холодными серыми глазами. Наконец-то. — Подождите здесь, — сказал он камердинеру, вставая с кресла.

Герцог Соммерсет в отличие от других представителей лондонской знати никогда не имел свиты в виде всевозможных подхалимов. Более того, каждый раз, когда Бартоломью встречал его, герцог был один. Сегодня он тоже прибыл на бал в гордом одиночестве.

Однако его появление в зале можно было бы сравнить с появлением Моисея перед правоверными. Бартоломью протиснулся сквозь толпу без умолку болтающих леди, которые тотчас же замолчали, увидев его, и подошел к герцогу.

— Ваша светлость.

— Толли. Мне показалось, или вы действительно пошли на поправку?

— Вы узнали что-нибудь в военном министерстве? — вполголоса спросил Бартоломью.

На лице герцога возникло непроницаемое выражение.

— Не здесь.

— Время — деньги, Соммерсет. Если вы не готовы ответить на интересующие меня вопросы, я лично займусь этим.

— Я же сказал, не здесь. — Герцог вздохнул и посмотрел в зал, где только что закончился вальс и начался котильон. — Приезжайте сегодня после полуночи в клуб. Тогда и поговорим.

— Хорошо.

Герцог смотрел на Толли, и тот выпрямился в полный рост. Теперь их глаза находились на одном уровне.

— На публике вы будете обращаться ко мне должным образом, полковник, — безразличным тоном произнес герцог.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Соммерсет кивнул:

— Так гораздо лучше.

В то же самое мгновение вокруг герцога начала собираться толпа, и Бартоломью выскользнул из нее незамеченным.

— Насколько я понял, — внезапно раздался за спиной Толли голос Монтроуза, — вы не хотите, чтобы вас заклеймили лжецом или трусом. Так что вы намерены предпринять? Найти других выживших после нападения «душителей» и попросить у них поддержки в борьбе с Ост-Индской компанией?

Бартоломью нахмурился:

— А вам-то что до того, что я собираюсь делать?

— Да в общем-то ничего. Но я всецело поддерживаю вас. Правда, до тех пор, пока вы ведете войну с другими, а не со мной.

— Если вы хотели рассердить меня, то у вас ничего не вышло.

Маркиз приложил руку к сердцу.

— И в мыслях не было. Я рад, что вы живы, хотя и находитесь не в лучшей форме. — Монтроуз многозначительно посмотрел на трость. — Вы сейчас настолько беспомощны и безобидны, что женщины балуют вас своим вниманием. Но стоит вам ринуться в драку, как вся ваша привлекательность испарится.

Ах вот оно что.

— Вас беспокоит внимание ко мне женщин вообще или внимание какой-то конкретной женщины? — спросил Бартоломью. — Вы ревнуете. И теперь я узнаю прежнего маркиза.

— Говорите что хотите, Джеймс. Но помните: я готов предложить вам помощь. Негласно, конечно. Сомневаюсь, что вы найдете других союзников. — Развернувшись, Монтроуз удалился прочь.

Очень интересно. Похоже на вызов. Очевидно, Тереза сообщила первому претенденту на ее руку и сердце, что ситуация изменилась. Как она построила разговор? Сообщила о своих чувствах к нему? О своем намерении оказать поддержку человеку, с которым практически связана узами родства? О решении стиснуть зубы и сделать шаг вперед? Она могла сказать что угодно. Дьявол!

Бартоломью обернулся:

— Монтроуз, постойте!

Маркиз замедлил шаг.

— Слушаю вас, — сказал он, оборачиваясь.

— Хочу, чтобы вы поняли: она моя.

— Сегодня — возможно. А завтра? Что ж, посмотрим. Битва еще не началась.

Когда Бартоломью снова остался в одиночестве, к нему подошел Лакаби, катя перед собой инвалидное кресло.

— Вот вы где, полковник.

— Мне определенно не нравится этот человек, — произнес Толли, усаживаясь в кресло и пытаясь при этом подавить тяжелый вздох.

— Я слышал, послезавтра из Нортгемптона отплывает военный корабль, — как бы между прочим заметил Лакаби. — Отправляется на Таити. Маркизу потребуется год, чтобы вернуться в Лондон. Если, конечно, он окажется на борту того корабля.

— Прекратите испытывать мое терпение. Отвезите меня к брату. Да перестаньте жевать на глазах у всех!

Стивен стоял рядом со своей женой на противоположном конце зала. Оба выглядели очень счастливыми. И скорее всего потому, что Толли не было рядом. Бартоломью сдвинул брови. Если существует способ добиться своего, не вовлекая в скандал родных, он непременно им воспользуется. Но сейчас он нуждался именно в семье. Она была нитью, связывающей его с обществом, с респектабельным образом жизни.

Бартоломью обязан был многим поступиться ради Терезы. И еще ему необходимо быть достаточно уважаемым человеком, чтобы сделать ей предложение.