Герцель Давыдов - Мариадон и Македа
Подойдя ближе, государь радостно произнес:
— Отец, это ты? — не веря своим глазам, владыка продолжил: — Отец, если бы ты знал, как я рад видеть тебя! Что ты делаешь в этом здании? Почему не приходишь ко мне во дворец? Прошу тебя, поднимайся с пола. Пойдем, я покажу тебе Урушалем, покажу, каким стал город, основанный тобой. Когда ты увидишь его, то обязательно возрадуешься и будешь гордиться своим сыном, Соломоном.
Человек с лирой, к удивлению государя, совсем не обрадовался встрече и, не обращая внимания на его слова, продолжал наигрывать грустную мелодию.
— Отец, это я, Соломон, сын твой, — продолжал властитель, показывая рукой на себя, но мужчина, будто ничего не слыша, смотрел в одну точку.
Повелитель не мог понять, в чем дело и отчаянно закричал:
— Что случилось, отец? Почему ты не узнаешь меня? Я так долго мечтал встретиться с тобой, а теперь ты даже не смотришь в мою сторону и молчишь. Прошу тебя, встань и обними меня. Если ты не желаешь покидать этого здания, то пройдем к трону. Я сейчас же прикажу, чтобы принесли еще один, для тебя, и мы вместе будем судить народ. — Соломон эмоционально продолжал: — Прошу тебя, не молчи. Хочешь, я прикажу, чтобы для тебя принесли трон выше моего, и его украшало еще больше золота и драгоценных камней.
Отмечая, что и этим предложением он не обратил на себя внимания, царь, сев на корточки, чтобы можно было посмотреть в лицо отцу, продолжил:
— Отец, если ты из-за Адонии не желаешь говорить со мной, то в первый раз я пощадил его, но затем он снова пытался занять трон, и у меня не оставалось выбора. Разве ты забыл, как он поднял мятеж, когда ты объявил меня своим наследником?
Но и оправдания не возымели желаемого результата. Человек продолжал смотреть в одну точку, перестав играть на лире. Государь, не понимая, в чем дело, решил предпринять еще одну попытку и грустным голосом проговорил:
— Адония был одержим желанием занять мое место. Но если ты думаешь, что я приказал казнить его из-за жажды власти, то я готов уступить трон тебе. Да, ты не ослышался, я готов вернуть тебе трон без раздумий, а сам сяду туда, куда прикажешь. Для меня главное, что мы снова вместе.
Мужчина поднялся на ноги. Он не стал по призыву Соломона двигаться к трону, а продолжал смотреть в ту же точку.
— Отец, что с тобой? Почему ты не рад видеть меня? Прошу тебя, ответь, чем я заслужил такое отношение с твоей стороны? Или, может, ты не признал меня? Взгляни еще раз, это я, твой сын, Соломон. Разве ты забыл, как нянчил меня, читал мне псалмы перед сном? Умоляю, не молчи.
Мужчина перевел взгляд на царя и молча смотрел на него, после чего, повернувшись к нему спиной, направился в другую сторону.
— Отец, пожалуйста, не покидай меня. Почему ты уходишь, даже не обняв своего наследника? Чем я вызвал гнев в глазах твоих? — со слезами проговаривал государь.
Но человек с лирой в руках продолжал движение, после чего на мгновенье остановился и, повернув голову к владыке, грустно проговорил:
— Я разочарован!
Затем продолжил все дальше отдаляться от Соломона.
Повелитель не понял его поведения. Он понимал, что смерть Адонии, еще при жизни отца поднявшего бунт, не могло вызвать такого холодного отношения. Раздумывая над этим, он прошел к центру зала, заняв трон напротив места, отведенного судье. Его размышления внезапно прервал громкий голос.
— Почему ты пролил кровь брата своего, Мариадона?
Услышав это обвинение, властитель понял, что в этот раз ему предстоит выступать не в качестве судьи, а пребывать на месте подсудимого:
— Я не проливал кровь Мариадона, — уверенно ответил он.
— Ночью четырнадцатого авива на него было совершено нападение, а ты, зная о подготовке покушения, не предупредил его.
— Нет, я ничего не знал, — пытаясь выгородить себя, продолжал Соломон.
— Нам известно, что Ванея докладывал тебе о готовившемся покушении, но ты не пожелал оповестить брата своего.
Поняв, что отпираться бесполезно, владыка уже менее уверенным голосом изрек:
— Да, я знал, но я не виноват. Я не планировал никакого нападения, это дело рук трех заговорщиков, а оповещать кого-либо в обязанности мои не входят. Если вам известно о том разговоре, то вы не можете не знать, — первосвященник Садок сказал, что в нашем поступке нет никакого греха.
— Когда очередь дойдет до первосвященника, он сам будет нести перед нами ответ, а ты должен говорить только за себя.
Немного переведя дух, царь с ухмылкой произнес:
— Это все его упрямство, он не хотел передать мне тайное слово и меч, вот поэтому я не стал останавливать заговорщиков. — Решившись перейти в атаку, он добавил: — С чего вы вообще взяли, что он мертв? Теперь из-за нескольких капель крови этого лжеца вы устраиваете властителю Урушалемскому судилище. — Государь внимательно смотрел на судейское кресло. — Передав мне ложное слово, он обманом заполучил вольную для своих военачальников, выставив меня на посмешище. Вдобавок к этому он спланировал побег царицы, невесты моей, кою я полюбил больше всего на свете. Но даже несмотря на все это, я приказал Ванее, чтобы те трое направились к Мариадону без мечей во избежание кровопролития. Как по мне, он заслуживал гораздо большего наказания за содеянное.
— Какое наказание может быть хуже, чем лишение жизни? — послышался все тот же голос.
— У вас неверная информация. Жизни его никто не лишал, это все его выдумки, — немного подумав Соломон, как будто осененный мыслью, задумчиво проговорил: — Как я раньше не догадался? Эту историю выдумал Мариадон, чтобы отец не пожелал говорить со мной. Уверяю вас, он живой и все вам соврал, его никто не убивал. Ванея сказал, что Мариадон куда-то пропал, даже не пришел на следующий день за первенцами и, скорее всего, покинул пределы царства с моей невестой. Прошу вас, передайте отцу, что Мариадон жив и, спрятавшись где-то, выдумал всю эту историю, чтобы рассорить нас.
— Тело твоего брата уже второй день покоится в земле, а душа его достигла Святилища Огня, — продолжил тот самый голос.
— Этого не может быть. Если не верите мне, пойдемте, я допрошу Ванею и тех троих офицеров, — произнес властитель, забывая, что находится во сне.
— Тебе еще представится такая возможность, поскольку трое заговорщиков убили Мариадона, а тело закопали. Даже Ванее пока ничего неизвестно об этом.
— Этого не может быть, этого не может быть, — в растерянности твердил Соломон.
Когда наступила тишина, огласили приговор:
— Тебе, царь, должно быть известно — того, кто пролил кровь Каина, ожидало семикратное возмездие, а за пролитую кровь Ламеха семидесятикратное, а за кровь Каина и Ламеха, текшую в жилах Мариадона, ожидает наказание семь раз по семьдесят.
