Жюльетта Бенцони - На перекрестке больших дорог
Она твердым шагом пошла к двери и очутилась среди высоких солдат. Палач замыкал шествие. Она не обернулась на звук закрываемой двери. Какое ей теперь до этого было дело? Она даже не набралась смелости и не посмотрела на дверь камеры, где сидела Сара… Но, напрягши голос, крикнула изо всех сил:
– Прощай! Прощай, моя добрая Сара! Молись за меня!
Вибрирующий голос ответил ей:
– Я помолилась! Мужайся!
Перед приговоренной открылась низкая дверь пыточной комнаты, где ей понадобилось все мужество, чтобы не упасть в обморок. Ей казалось, что она на пороге в ад… Два мощных палача ожидали ее, стоя, сложив руки на груди, рядом с горящими жаровнями, где нагревались щипцы, кошки и металлические полосы. Оба были в таких же капюшонах, как и Эйселен. Катрин со страхом смотрела на их руки в кожаных браслетах. В середине комнаты расположились козлы. Подвешенные цепи ожидали свою жертву, освещаемые красным пламенем жаровень, лежали другие инструменты пытки. Катрин подавила дрожь и отвернулась.
Госпожа де Ла Тремуй, разодетая в черную с золотом парчу, сидела в кресле, которое накануне занимал ее супруг, и смотрела на вошедшую Катрин с улыбкой. Виолен де Шаншеврие грациозно расселась на черной бархатной подушке и небрежно нюхала золотой флакон, наполненный духами, который держала в своих красивых руках.
Вид этих женщин, сидевших в комнате пыток и разодетых как на праздник в ожидании спектакля, вызывал возмущение, но Катрин удовольствовалась тем, что пронзила их презрительным взглядом. Госпожа де Ла Тремуй разразилась смехом…
– Какая ты гордая, моя девочка! Скоро эта гордость с тебя слетит, когда бравый Эйселен покажет тонкости своего искусства. Знаешь, что он с тобой сделает?
– Не имеет значения! Единственно, что важно для меня, – это присутствие священника, которого я здесь не вижу.
– Священник? Для такой колдуньи, как ты? Слугам сатаны не нужен священник, когда они отправляются к своему хозяину. Зачем тебе исповедоваться, если ты и так идешь в ад? Меня же интересует, как колдунья переносит пытки. Есть ли у тебя, дочь Египта, колдовские средства против болей? Сможешь ли ты выдержать, когда палач будет выдирать тебе ногти, отрезать нос, уши, сдирать с живой кожу и выколет глаза?
Катрин не потупила взгляда перед садистскими объяснениями приготовленных ей мучений. Еще немного, и она превратит себя в бездыханную плоть.
– Не знаю, но если вы истинная христианка, то должны дать мне время на последнюю молитву. А потом…
Графиня колебалась. Она явно была против, однако решила посмотреть на солдат, стоявших в глубине комнаты. Она не имела права отказать просьбе приговоренной из-за боязни прослыть богопреступницей, а это было всегда опасным.
– Ладно, – недовольно согласилась она. – Но только быстро! Развяжите ей руки!
Подошел палач и развязал веревку! Катрин встала на колени перед одной из колонн спиной к своему врагу. Она скрестила руки на груди, опустила голову, наклонилась и потихоньку вытащила кинжал. Сердце ее учащенно билось. Она видела, как палачи отошли внутрь помещения. Наверняка они хотели насладиться зрелищем ее последней молитвы. Катрин крепко держала кинжал, направив его острие прямо себе в сердце, и хотела еще больше наклониться, чтобы воткнуть лезвие…
Крик отчаяния огласил комнату. Эйселен неожиданно опрокинул ее и вырвал оружие. Она решила, что все пропало. Но в комнате пыток происходило что-то непонятное. На ее крик графиня и фрейлина отозвались визгом… Словно во сне, Катрин видела, как они, стоя рядом, выли в два голоса. Трое палачей сражались с солдатами и, к удивлению Катрин, делали это очень хорошо. Эйселен уже проткнул грудь одного из солдат кинжалом, отнятым у Катрин, а два его помощника орудовали неизвестно откуда взятыми шпагами. Сражение было коротким. Вскоре четыре трупа валялись на обшарпанных каменных плитах, а острия двух шпаг были приставлены к декольтированным бюстам дам одним из нападавших.
– Бандиты! – рычала графиня. – Канальи! Что вам нужно?
– От вас – ничего, почтенная госпожа, – ответил тягучий голос Тристана Эрмита из-под капюшона Эйселена. – Только помешать вам совершить еще одно преступление.
– Кто вы такой?
– Позвольте мне сказать, что вас это не касается… Как у вас? Все готово?
Один из палачей поднял Катрин, а другой, исчезнувший минутой раньше, возвращался вместе с Сарой. Женщины без слов бросились в объятия друг друга. Они были не в состоянии говорить от волнения.
Не сводя глаз с арестованных дам, Тристан приказал:
– Завяжите как следует им рты, а потом заприте поодиночке в разных камерах.
Приказ был точно и быстро выполнен. Госпожу де Ла Тремуй и Виолен, хрипевших от злости, растащили по камерам.
– Я бы их с удовольствием прирезал, – объяснил Тристан, – но они еще должны сыграть свою роль. Без жены Ла Тремуй не поедет в Шинон.
Рассуждая, он снимал капюшон, взятый у Эйселена, и, улыбаясь, смотрел на Катрин.
– Вы хорошо все проделали, госпожа Катрин. Теперь мы должны увезти вас отсюда.
– А что вы сделали с Эйселеном?
– Он должен спать, после того как выпил огромное количество вина со снотворным, чтобы набраться смелости мучить вас.
– А другие палачи? Кто они?
– Сейчас увидите.
Вернулись оба палача и одновременно сняли свои капюшоны. Зардевшаяся вдруг Катрин узнала Пьера де Брезе. Но другой, смуглый, мощный, с умным лицом, был ей незнаком. Молодой сеньор опустился на колено и поцеловал руку Катрин, будто это было самое подходящее время и место для подобных церемоний.
– Если бы я не сумел вас спасти, то был бы и сам мертв, Катрин…
Она порывисто протянула ему обе руки, в которых он спрятал свое лицо.
– Как я вам признательна, Пьер… Ведь еще несколько минут назад я в отчаянии разочаровалась в людях и Боге.
– Я знал, что вы воспользуетесь кинжалом и не дадите себя мучить, – сказал Тристан, снимая униформу с солдат. – Я следил за вами и боялся, что вы попытаетесь это сделать заранее. Нам нужно было время, чтобы избавиться от лишних свидетелей.
Сара от радости плакала навзрыд, но скоро успокоилась и пришла в себя. Она вытерла глаза подолом своего платья и спросила:
– Почему мы не уходим? Что нам здесь еще надо?
– Вы, Катрин и Тристан должны переодеться в солдатскую форму. Я и Жан Арманга, которого я вам представляю, добавив, что он оруженосец Амбруаза де Лоре, должны переодеться в свою одежду, – сказал Брезе. – Потом все выйдем во двор. У входа нас ждут оседланные лошади. Сядем на лошадей, и я возглавлю отряд, чтобы выехать из замка. У меня есть пропуск…
– Кто вам дал его? Ла Тремуй? – спросила улыбающаяся Катрин.
