Дорога сна - Елена Елисеева
— Разумеется, знаю. Я ведь не слепая. Я давно вижу, как вы смотрите на Аврору, а она на вас.
— И Бертран тоже знает?
— Не думаю. Разве что догадывается. Но ему, наверное, всё равно: что плохого в том, что двое его друзей любят друг друга? И он не видит, как Аврора страдает. Сейчас он вообще не думает ни о чём, кроме нашего ребёнка, — она смущённо опустила голову и положила руку на живот.
Леон хотел уже сесть в седло, но тут его пронзила мысль настолько внезапная, что он замер, не дотронувшись рукой до поводьев. Он повернулся к Гретхен и с усилием выговорил:
— Кажется, в тот день на рынке вы сказали, что Аврора собирала полынь?
— Да, но это было давно, ещё до того, как выпал снег, — кивнула она.
Леон встряхнул головой, лихорадочно соображая. Зелье, лишившее его памяти, имело горьковатый вкус и пахло полынью, это он помнил совершенно отчётливо. А ещё в первую их встречу Аврора обронила, что сварила это зелье для себя, потому что многое хотела забыть. Конечно, это могло быть простым совпадением, но не собирала ли она полынь для новой порции зелья забвения? И уж не решится ли она выпить её, чтобы забыть и гибель несчастной Люсиль, и отравление Чёрного Жоффруа, и болезненное расставание с Леоном?
— Подождите меня здесь, — обратился он к детям мушкетёров. — Я ненадолго: только кое о чём переговорю с госпожой Лейтон и вернусь.
И под понимающее хмыканье Анри и грустные вздохи Анжелики он кинулся обратно в замок.
* * *
Сердце Авроры Лейтон разрывалось на части. В начале осени она, глупая девчонка, решившая забыть о безвременной смерти молодого мужа, так тяготившей её, и не имела понятия о том, что такое настоящее горе! События последних нескольких месяцев обрушились на неё с такой силой, что она поражалась, как ещё способна вставать с постели. Она готова была лежать целыми сутками, отказываясь от еды, глядя в потолок или в высокое окно и пытаясь ни о чём не думать. Жюль-Антуан не причинил ей особого вреда — синяки на горле сошли довольно быстро — но теперь её едва ли не каждую ночь мучили кошмары. Она винила себя во всём — в гибели Чёрного Жоффруа, в том, что лишила Леона памяти, в том, что память всё же вернулась к нему, и сильнее всего в том, что не помогла Люсиль, не сумела понять происходящее раньше, не догадалась, не вмешалась, не спасла! Она теперь не заглядывала в чужие сны, боясь снова увидеть что-то, не предназначенное для чужих глаз, и тем самым запустить цепь трагических событий, а её собственные сны были полны боли и страданий. Ей являлись призраки её мужа Виктора, Люсиль, Чёрного Жоффруа, Жюля-Антуана и его слуг, даже Вивьен явилась пару раз.
Осознание того, что она не смогла спасти Люсиль, мучило Аврору днём и ночью, и то, что они с Леоном отомстили за неё, было слабым утешением. От мыслей о том, что пережила эта бедная девушка, и сколько ещё таких Жюлей-Антуанов прячется под крышами богатых замков и бедных домишек, бьёт своих детей и в один момент переходит черту, сколько на свете людей, полностью оправдывающих и одобряющих это, её начинало мутить. Аврора остро ощущала своё бессилие, и от понимания, что она теперь одна, и никто, ни верный Леон, который скоро навсегда покинет её, ни Бертран с Гретхен, которые заняты будущим первенцем, не придёт ей на помощь, становилось тошно. Чем ближе становился день отъезда детей мушкетёров, тем больше её накрывало отчаяние, и в конце концов Аврора решилась.
Новое зелье забвения было сварено несколько недель назад, и его Аврора тоже захватила с собой, перебираясь в замок Железной Руки. Теперь пузырёк с зельем стоял перед ней на столе. Аврора подошла ближе, взяла его в руки, выдернула пробку, вдохнула смесь травяных запахов, посмотрела на ярко-зелёную жидкость и вдруг вспомнила глаза Люсиль де Труа — ясные, цвета весенней зелени. Она с трудом выдержала прощание с Леоном нынче утром. Хотелось броситься на шею, обнять его, осыпать поцелуями и умолять никогда не отпускать её, но такой сцены Аврора не могла себе позволить и лишь слегка пожала бывшему капитану руку, прежде чем отойти. Напрашиваться с ним в Париж или в имение его отца было бы верхом бестактности, ещё хуже было бы намекнуть ему на женитьбу. Леон был волком-одиночкой, как и она сама, как и Жюль-Антуан, хотя Аврору передёрнуло от подобного сравнения. Они не могли ни с кем сойтись, не могли обрести своё счастье. Хотя… Авроре казалось, что она была счастлива те недолгие мгновения, проведённые рядом с Леоном.
Расставание с ним было невыносимым, мучительным, хуже даже вины за смерть Люсиль. Аврора думала, что лучше бы ей вовсе не встречать Леона, чем узнать его, спасти от собственной памяти, полюбить, быть спасённой им и лишиться его так скоро! Она не была к этому готова, и сердце её каждый раз вспыхивало острой болью при мысли о детях мушкетёров, отнимавших у неё Леона. Разумом Аврора понимала, что тут нет никакой их вины, что они всего лишь хотят вернуть своего друга, но её душа никак не готова была смириться с этим. Что ж… значит, настало время забыть и Леона, и Жюля-Антуана, и Люсиль. Дети мушкетёров наверняка уже скачут прочь, Бертран с Гретхен и Франсуа внизу, ей никто не помешает.
«Надеюсь, я не лишусь возможности ходить и говорить», — подумала Аврора и поднесла пузырёк ко рту.
В этот момент тяжёлая дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Аврора вздрогнула, едва не выронив из рук пузырёк, но подхватила его со стола и поспешно обернулась. В голове пронеслась мысль, что надо было запереться, но она тут же исчезла при виде Леона дю Валлона, стоявшего в дверях. Грудь его тяжело вздымалась и опускалась, глаза, уставившиеся на пузырёк с зельем, ярко сверкали.
— Этого я и боялся, — выдохнул он, с трудом отводя взгляд от пузырька. — Гретхен обмолвилась, что вы не так давно собирали полынь. Неужели вы всё-таки решились?.. Из-за меня?
— Не только из-за вас, — Аврора отступила, боясь, что он отнимет у неё зелье, губы её искривились. — Из-за всего, что случилось: Люсиль, её дядя, Чёрный Жоффруа… И не пытайтесь мне помешать! Я не хочу помнить обо всех тех ужасах, которые произошли и по моей вине, не хочу помнить о вас… — слёзы подступили к горлу, и голос прервался. — Лучше
