Дорога сна - Елена Елисеева
— С чего вы вообще решили, что не нужны нам? — возмущённо вопрошал Рауль. — Вы слишком часто принимаете решения за других людей, не считаясь с их мыслями и чувствами, вам не кажется?
— Сказываются годы командования гвардейцами, — мрачно ответил Леон, внутри себя признавая, что Рауль полностью прав. Он мог бы стыдиться этого, но ему была приятна забота сестры и внимание остальных; было приятно слышать заверения в том, что он вовсе не пятое колесо в телеге, что он нужен им всем, и сознавать, что это не ложь, призванная утешить его, — это правда. Он наконец-то не чувствовал себя лишним — он был нужным, он не был ничтожеством, им было не наплевать на него, они искали его, беспокоились, переживали… Ради этого стоило уехать так далеко и даже лишиться памяти, чтобы узнать, что люди, которых ты хотел забыть, были вовсе не так уж плохи.
Единственным, что омрачало счастье Леона, было дело Люсиль. Они с Авророй разгадали загадку убийства девушки и отомстили за неё, но не смогли спасти её, более того, даже не подозревали, какие мучения она испытывала более трёх лет! Аврора из-за этого всё время ходила как в воду опущенная, мало ела и ещё меньше улыбалась, глаза её были испуганными и тревожными. Она постоянно просила у Леона прощения за стёртую память, хотя ни он, ни дети мушкетёров не держали на неё зла, а Леон прямо заявлял, что лишиться памяти было его блажью, и Аврора честно предупреждала его о последствиях. Похоже, что её способности немного пугали детей мушкетёров: рассказывая о расследовании гибели Люсиль, нельзя было не упомянуть о пугающем сне, с которого всё началось, а там пришлось раскрыть и умение Авроры заглядывать в чужие сновидения. После этого дети мушкетёров стали сторониться её, а Анри даже как-то обронил, что не рискнул бы пить и есть из её рук, что вызвало бурное возмущение Леона.
Дети мушкетёров догадывались о его связи с ней, но тактично ничего не говорили об этом, и Леон был им благодарен. Он теперь каждую ночь проводил с Авророй, которая всё ещё гостила в замке Железной Руки. Она отдавалась Леону с какой-то болезненной страстью, какая, он был уверен, никогда не пробуждалась в ней до этого, но порой на лице её даже в минуты наивысшего наслаждения появлялась страдальческая гримаса, и она отворачивалась от него. Иногда Леон слышал, как она тихонько плачет в подушку, но Аврора заверяла его, что он здесь не причём, что её расстраивают воспоминания о Люсиль. Леон старался выплеснуть на неё всю нежность, которая охватывала его в эти минуты, заставить Аврору забыть весь пережитый ужас, но это, кажется, было невозможно, и чем стремительней приближался день его отъезда, тем печальней она становилась.
То, что он вскоре покинет эти края и отправится с сестрой и другими детьми мушкетёров в имение Портоса, было ясно с самого начала и никем особо не обсуждалось. Бертран сокрушался, что лишился такого замечательного стражника, но благодарил Леона за помощь в избавлении от разбойников, желал приятной дороги и приглашал их всех через месяц-другой на свадьбу с Гретхен. Та просто лучилась счастьем, ходила очень осторожно, прикладывала руку к животу, который только-только начал обозначаться под платьем, и склоняла голову, словно прислушиваясь к новой жизни внутри себя. Леон, помня рассказ Авроры о том, как Гретхен потеряла ребёнка, искренне пожелал ей счастья.
И вот наступил день отъезда. Дети мушкетёров уже покинули гостиницу и ожидали во дворе замка. Ранее Железная Рука радушно приглашал их поселиться у него, но все четверо вежливо отказались. Леон распрощался с Франсуа, долго бормотавшим благие пожелания, с Гретхен, крепко стиснувшей его руку, вытерпел медвежьи объятия Бертрана и молча поклонился Авроре. Она сжала его кисть своей, холодной и вялой, почти шёпотом пожелала удачной дороги и отошла. Лицо её было бледным и безжизненным, глаза оставались сухими, но под ними залегли круги.
У Леона, как и всегда за последние дни, сжалось сердце при её виде, но что он мог поделать? Он знал, что Авроре тяжело расставаться с ним, как и ему с ней, ведь они слишком много пережили за эти осенние месяцы, слишком сильно сблизились, но какой был выход? Аврора откажется выходить за него, сделай он предложение, и не поедет с ним в Париж или в имение в качестве любовницы — она для этого слишком порядочна, да и дети мушкетёров, похоже, ей особо не понравились. Она не может покинуть свои родные края, а он не может и не хочет оставаться здесь. Конечно, Леон пообещал навещать её и Бертрана, но все понимали, что встречи эти будут редкими и недолгими.
Он уже стоял во дворе, проверяя подпругу лошади перед долгой дорогой. Дети мушкетёров о чём-то тихо переговаривались, Гретхен шепталась с Анжеликой. Бертран и Франсуа стояли возле крыльца, а вот Аврора удалилась в свою комнату. Леон как раз гадал, проводит ли она его хотя бы взглядом из окна, когда к нему подошла Гретхен.
— Я понимаю, вы обязаны ехать, — тихонько сказала она. — И всё-таки вы ужасно расстроили Аврору. Она старается не подавать виду, но я-то вижу, что на ней в последнее время лица нет. Прошу, приезжайте поскорее, а то она совсем зачахнет от тоски, бедняжка, ведь она вас так любит…
— Вы знаете? — Леон кинул на неё быстрый взгляд. Маргарита
